— Беги, мама! — вопит она.
Лотнер бросается бегом с ней на плечах, я тоже пытаюсь не отставать, но я обута в шлёпки, а он в кроссовки, так что едва ли можно назвать эти гонки честными. К тому времени как я добегаю вверх по холму, они уже непринуждённо сидят на скамейке, такие себе крутые люди.
— Что это ты так долго добиралась сюда? — ухмыляется он.
— Мамочка! — кричит Оушен.
— Жулики, — бормочу я и, прищуриваясь, смотрю на него.
— Что? У меня на плечах были дополнительные десять килограмм.
Я качаю головой и иду внутрь.
— Вода, мне нужна вода.
Лотнер даёт нам воды и ставит на стол нарезанную клубнику. Глаза Оушен расширяются от восторга.
— Кубника! — и она хватает одну.
Я стучу пальцем по стакану.
— Ты называешь её «п.а.п.о.ч.к.и.н.о.й» девочкой, и да, ты «п.а.п.о.ч.к.а», но не думаешь, что её немного смущает то, что ты так себя называешь?
Он вздыхает, сжимая челюсть, но потом расслабляется.
— А она называет или считает кого-нибудь «п.а.п.о.ч.к.о.й»?
Я знаю, кого он имеет в виду под «кто-нибудь», и я вижу, что такая вероятность его раздражает.
— Мы с Дэйном не так уж и долго... по крайней мере, в качестве пары, поэтому она называет его по имени.
— Сколько вы вместе? — он смотрит на меня, но я уставилась на Оушен и её измазанное клубникой лицо.
— С прошлого ноября. Я увидела... — я останавливаюсь.
— Что?
— Ничего.
— Нет уж говори. Что ты видела? — в его натянутом голосе слышится намёк на раздражение.
Я встречаюсь с ним глазами.
— Тебя, — шепчу я.
— Меня? — отстраняется он.
Я сглатываю и пытаюсь разговаривать с ним так, будто рассказываю о ком-то другом... будто рассказываю кому-то другому эту историю. Историю, которая чуть не разрушила меня однажды.
— Я повезла Оушен в парк. В парк, где запускают самолётики. Она несла в руках свой розовый футбольный мяч, — я улыбаюсь. — Как делают в американском футболе.
Он тоже улыбается.
— А затем я увидела тебя. Ты стоял повёрнутый спиной не особо близко к нам, но я знала, что это ты. Впервые тогда я использовала слово «папочка» в присутствии Оушен. Я спросила у неё, не хочет ли она познакомиться со своим папочкой. Что-то было такое в том моменте. То подобранное время. Казалось, будто это судьба. И это говорит о многом, потому что я не особый фанат всех этих историй о судьбе. Мы уже начали идти в твою сторону, когда...
— Ты увидела Эмму, — говорит Лотнер.
Я киваю.
— Я не могла убраться оттуда слишком быстро. Нам даже пришлось оставить там мячик Оушен, и поэтому всю дорогу домой она плакала.
Как плакала и я, но ему не нужно этого знать.
— Не знаю, это странно. Я ведь никогда не хотела, чтобы мы были вместе просто потому, что я забеременела, но очень долгое время какая-то часть меня... держалась за тебя.
Я пожимаю плечами, продолжая смотреть на надпись «HOLLYWOOD».
— В общем, в тот вечер я решила, что пора двигаться дальше. Спустя два с половиной года я перестала держаться за тебя и решила двигаться вперёд... с Дэймон.
Тело Лотнера напряжено. Он стоит, не шевелясь. Он смотрит на что-то, лежащее на земле, ну или просто уставился в никуда. Сложно сказать, в смятении он, расстроен или просто о чём-то размышляет.
— Думаю, кое-кому пора спать.
Оушен зевает.
Лотнер всё ещё стоит, не двигаясь.
— Так ты... не будешь против, если я поднимусь наверх и уложу её спать?
Он кивает. По крайней мере, я думаю, что он кивает. Это едва заметно, так что сложно сказать. Не уверена, что же такого я сказала, что ввела Лотнера в такой ступор, но решаю, что пусть оно так и остаётся.
На втором этаже находятся две спальни. Я выбираю ту, что поменьше, предположив, что комната, в которой стоит огромная кровать, принадлежала ему или «им». Мы идём на горшок, а потом лежим в обнимку на кровати. Странная реакция Лотнера на мою историю немного смущает меня. Что же такого шокирующего я могла сказать?
Проходит около десяти минут, когда Оушен отключается. Я могла бы спуститься вниз, но думаю, Лотнеру нужно время или личное пространство или что-то вроде того. И только я решаю закрыть глаза, как чувствую, что матрас прогибается. Лотнер ложится на другую сторону кровати рядом с Оушен, лицом ко мне. Некоторое время мы просто лежим, смотря друг на друга. Как бы мне хотелось знать, о чём он думает.
Та боль в его глазах, смешанная с тишиной, которая кричит о чём-то — это слишком. Я осторожно слезаю с кровати, спускаюсь вниз и сажусь на террасе. Дует лёгкий ветерок, поэтому я закрываю глаза и фокусируюсь на том, как воздух попадает в лёгкие и как шелестят листья на деревьях. Я слышу, как дверь сначала открывается, а потом закрывается с тихим щелчком, но решаю не открывать глаза.