— Хорошо, Сидни Монтгомери, ты из Калифорнии?
Его официальный тон репортёра веселит меня.
— Иллинойс. За прошедший год после окончания университета я работала хаусситтером по всему миру. Мне удалось увидеть самые удивительные места, но, как я и сказала до этого, мне хотелось побыть с сестрой этим летом. Она работает массажистом в Лос-Анджелесе, и поэтому отпуск Тревора и Элизабет был очень кстати.
— Хмм... и в каком же университете ты получила диплом хаусситтера?
Он косится на меня и глупо ухмыляется, на что я закатываю глаза.
— Университет в Айове. У меня диплом бакалавра в области истории искусств, но для работы моей мечты требуется ещё немного отучиться и заплатить очень много денег, поэтому перед возобновлением учёбы я сделала двухлетнюю паузу, чтобы поднакопить.
Глядя на дорогу, он кивает.
— Да, это ужасно, сколько денег требуется, чтобы получить хорошую работу или работу мечты... — он смотрит на меня, подняв брови. — А работа мечты у нас это?..
Я не могу скрыть весь свой восторг и поэтому на лице появляется широкая улыбка.
— Смотритель в музее.
— Оу, так ты у нас любитель искусства?
— Необязательно искусства, в смысле, мне нравится рисовать, и я люблю фотографировать, но история искусства — это моя страсть. Я могу весь день заниматься исследовательской работой и не устать. Мои преподаватели говорят, что у меня есть способности к организации и что я знаю толк в уникальных вещах. И это немного иронично, потому что дома у меня вечный бардак. В любом случае, я поставила себе цель, что когда-то стану смотрителем и больше никогда не оглянусь назад.
Сняв шлёпки, я кладу ноги на приборную панель.
Лотнер молчит, казалось, он обдумывает всё то, что я ему сейчас сказала.
— А как насчёт тебя? Как так получилось, что у взрослого мужчины не нашлось дел получше, кроме как поехать в четверг на пляж с какой-то непонятной девушкой?
— Хороший вопрос. Ты права, тебя немного сложно... понять.
— Ой, заткнись! — я щипаю его загорелую руку. Когда он так дружелюбно улыбается, я могу только притворяться, что обиделась.
— Я сбежал. И буду отдыхать ещё как минимум недели полторы.
— Сбежал? Это как побег из тюрьмы или...
Он быстро протягивает руку и сжимает моё колено.
Из-за моего визга почти треснуло лобовое стекло. Он отпускает мою ногу, но жар от его прикосновения всё ещё остается на коже.
— Чтобы ты знала, я готовлюсь поступить в аспирантуру на педиатрию.
Я бы даже меньше удивилась, если бы у нашей машины выросли крылья, и мы бы полетели на Луну.
Лотнер игриво улыбается. Не высокомерно, а просто уверенно.
— Ты доктор? — я не могу ничего поделать со своими широко раскрытыми от удивления глазами.
— Да, — он снова косится на меня и закатывает глаза. — Не надо так удивляться.
Я перевожу взгляд на дорогу и вздыхаю.
— Хм, это...
— Восхитительно? Замечательно? Увлекательно? Изумительно? Чудесно?
Поджав губы, я качаю головой.
— Нет... я собиралась сказать неожиданно.
— Ох, хорошо. Терпеть не могу быть предсказуемым. Хотя, я немного разочарован из-за твоей реакции. Разве ты так и не разглядела, что я как не огранённый алмаз?
Я хохочу.
— Боже! Ты что действительно называешь себя не огранённым алмазом?
Он пожимает плечами.
— Конечно. Почему бы и нет? По крайней мере, я должен так себя называть, чтобы меня считали настоящей находкой.
Настоящей находкой? Это вообще возможно встретить две «находки» менее, чем за сутки?
Я скрещиваю руки на груди и наблюдаю за проносящимися за окном холмами.
— Ты, наверное, и так такой. Не то чтобы мне было дело до этого... Я не собираюсь никого «находить».
— Ну, тогда бы у тебя стало больше проблем. Все мы невинные рыбки, которых приманили соблазном.
Я фыркаю.
— Если ты считаешь себя приманкой, тогда я признаю, что ты умеешь смутить человека, ты проблема, ты плохие новости... но чтобы «соблазн»? Нет. Я охотно попадаю в сети, если сама к этому готова, но в ближайшее время такого не случится. Не хочу, конечно, выглядеть, как рак, который пятится назад, но у меня сейчас нет времени на «рыбака».
Он оглушительно смеется.
— Рак? Боже, Сидни, ты просто невозможна.
Меня омывает тёплой волной удовольствия. Лотнер не смеялся надо мной. Он понимает моё странное чувство юмора, и это относит его к маленькой, но особенной группе людей. Искренность обычно является только иллюзией для меня, но сейчас я как никогда чувствую себя настоящей, находясь рядом с ним.
— Не беспокойся, Сидни. Я тоже не ищу себе никакого отвлечения. У меня впереди три года рабочих недель с более чем пятидесятичасовой нагрузкой и большое количество вызовов. Кто-то вроде тебя будет не самым лучшим делом сейчас.