Слышится голос Питера Гэбриэла, и я отвечаю прежде, чем слова песни парализовывают меня.
— Привет.
— Доброе утро. Ну что, все готовы ехать на пляж сегодня?
Я не могу чувствовать тот же самый восторг, который так слышен в весёлом голосе Лотнера.
— Конечно. Я уже упаковала наш ланч. Где ты хочешь встретиться?
— Я думаю насчёт пляжа, на который мы ездили раньше...
— Нет! — отвечаю я, убегая на кухню, чтобы Оушен не услышала меня.
— Что? Почему нет? — ошарашено спрашивает он.
— Я не собираюсь везти свою до...
— Нашу дочь, — прерывает он меня.
Я закатываю глаза и раздраженно вздыхаю.
— Я не собираюсь везти НАШУ дочь, чтобы встретиться с тобой и твоей невестой на том же самом пляже, где мы... — я не могу произнести это вслух.
— Занимались любовью, — шепчет он.
Зачем он это говорит? Почему он произносит это именно так?
— Просто выбери другой пляж
— Тогда выбирайте вы с Дэйном. Мне всё равно.
— Дэйн не поедет. Его... вызвали на работу.
Я не упоминаю о гриле, потому что на данный момент мне очень сильно повезёт, если просто удастся выжить после нескольких часов на пляже с ними.
— Тогда через полчаса мы вас заберём.
— Я поведу. Сиденье для Оушен в...
— Сид, я купил сиденье для Оушен.
Оу! Почему это признание так беспокоит меня? И дело не в том, что я думала, что он встретится с ней пару раз, а потом решит, что больше не хочет быть её отцом. По какой-то причине, несмотря на то, что он сказал, я чувствую, что теряю своего ребёнка. Частичка за частичкой.
— Эм... хорошо, увидимся... очень скоро.
— Сидни?
— Мм? — отвечаю я дрожащим голосом.
— Мне нужен твой новый адрес.
— Оу, эм, я пришлю тебе смс.
— Хорошо. До встречи.
— Пей много воды и не забудь нанести солнцезащитный крем, — обнимает меня Дэйн и целует нас обеих прежде, чем уехать.
Мы с Оушен сидим на крыльце и ждём Лотнера с Эммой. Всё, что она знает, так это то, что мы едем на пляж. И так как мы пока не можем завести разговор на тему «кто твой папочка», я решаю не говорить вообще ничего и подождать, пока у неё самой назреют вопросы.
— А вот и они.
Лотнер всё ещё водит свой «ФоРаннер». На крыше машины закреплены две доски для серфинга. Точно так же, как и на нашем первом свидании, на пляже.
Мы поднимаемся, и они выходят из машины.
— Привет, Оушен, — его голос очень нежный, а эти грёбаные глаза медузы зачаровывают мою маленькую девочку.
Ещё один кусочек оторван от моего сердца, когда я замечаю одобрение в её глазах, и как охотно она идёт к нему. Он берёт её на руки и нежно обнимает.
— Помнишь меня?
Она просто улыбается.
— Я заботился о тебе, когда ты болела. Помнишь, я доктор Салли? Но ты можешь называть меня... — он сомневается и смотрит на меня, а затем на Эмму.
Я задерживаю дыхание. Если он скажет папа, папочка, отец или ещё какие-нибудь производные от этого слова, то я потеряю всё.
— Зови меня Салли.
Всё, что может делать Оушен, это улыбаться.
— Оушен, а это Эмма.
Эмма также улыбается.
— Привет Оушен. Мне нравится твоё имя и твои красивые голубые глаза.
Серьёзно? Ей обязательно нужно упоминать о глазах? Словно ногтями по доске прошлась.
— Эмма, это Сидни.
Я погрязла так сильно, что это причиняет боль, но мне удаётся выдавить из себя вежливую улыбку и протянуть ей руку.
— Приятно познакомиться, — её голос мягкий и приятный, он подходит к её улыбке.
Я узнаю чёрные длинные волосы, которые видела в парке. Она примерно моего роста, но с более пышными формами, хотя тело её всё равно в тонусе. Она... красивая. И не старше меня. И если уж на то пошло, то Эмма младше, с идеальной смуглой кожей, что заставляет меня надеяться на то, что она не старше меня, раз выглядит так хорошо.
— Взаимно. Поехали? — спрашиваю я, и указываю в сторону машины.
Лотнер сажает Оушен на её сиденье, Эмма садится впереди, а я кладу наши вещи в багажник.
— Чёрт, я забыла холодильник для напитков и бутылки с водой. Я сейчас вернусь, — говорю я и бегу в дом, а потом на кухню.
Наши бутылки с водой стоят в холодильнике. Взяв их, я поворачиваюсь, чтобы закрыть дверь, но тут же задерживаю дыхание. В сантиметрах от меня стоит Лотнер. Я почти врезаюсь в него. Подняв голову, я встречаюсь с голубыми ирисами, и они просто поглощают меня. Сердце едва успевает отбивать свой ритм. Он раздевает меня своими глазами, но не физически — то, как он клеймит меня на эмоциональном уровне... это никогда не исчезнет. Прошло уже три года, но я всё ещё чувствую это. Всё ещё чувствую его. Лотнер ничего не говорит. Его лицо будто высечено из камня. Абсолютно лишённое каких-либо эмоций. Я закрываю глаза, прекращая таким образом этот гипноз.
— Я возьму холодильник, — шепчет он, находясь так близко к моему лицу, что я слышу запах его мятной пасты.
Киваю и пытаюсь проглотить весь тот неконтролируемый поток эмоций, что бушует во мне.
— Привет, малышка, — наклоняюсь и быстро целую Оушен, а затем пристегиваюсь.
Эмма поворачивается к нам и улыбается. Потом я смотрю на голубые ирисы в зеркале заднего вида, пока мы отъезжаем от дома.
Грёбаные глаза медузы.
Просто прикончите меня уже, наконец. Мужчина, который всё отнимает у меня, а затем возвращает во сто крат больше девять месяцев спустя, теперь мучает меня невысказанными словами, пока жизнь, которую мы создали, сидит рядом со мной, а его невеста рядом с ним. И, думаю, мне лучше искать дополнительную работу, потому что лечение, которое мне понадобится, будет дорогостоящим.
— Эмма, так ты из Лос-Анджелеса? — я заставляю себя начать небольшой разговор, который я обычно завожу со своими клиентами.
— Гавайи. Моя мама всё ещё живёт там, а отец и его новая жена живут здесь в Пало-Альто. Он главный по отбору персонала в больнице. Вот так мы и встретились с Лотнером.
Миленько.
— А ты доктор или ещё учишься в медицинском?
Она смеётся и косится на Лотнера. Он ей подмигивает.
— Нет, у меня свой бизнес, связанный с дизайном веб-сайтов. Я провела долгий год в Китае, стажируясь в области технологий. На самом деле в прошлом году папа послал Лотнера в аэропорт, чтобы забрать меня оттуда, когда я вернулась домой, — она протягивает руку и кладёт ему на ногу. — У него в руках была глупая картонная табличка с моим именем, которую ему посоветовал сделать мой папа. Что я могу сказать... это была любовь с первого взгляда.
К чёрту лечение. Я сразу же отправлюсь в психушку.
— Водю, — просит Оушен.
Я даю ей немного попить.
— Лотнер рассказал мне, что ты недавно вышла замуж... за ветеринара. А ты в декрете или работаешь?
Мы на секунду пересекаемся взглядами в зеркале заднего вида, а затем я улыбаюсь Эмме.
— На самом деле мы ещё не оформили официально наши отношения. У Оушен случился приступ прямо во время церемонии, поэтому мы отложили всё это.
Брови Лотнера сходятся на переносице, но взгляд не отрывается от дороги.
— А работаю я фотографом. Но зачастую делаю это по вечерам или на выходных, поэтому мне не приходится искать няню для Оушен, чтобы она сидела с ней днём. Это действительно лучшее, что могло мне подвернуться.
— Оу, фотограф. А что ты фотографируешь?
Я пожимаю плечами и смотрю в окно.
— Всё.
— Мой папа поднял кое-какие связи, и наши свадебные фотографии согласился делать сам Дэймон Майклз. Можешь в это поверить? Ты видела его работы? Хотя, конечно же, видела... Он работал на сотнях свадеб знаменитостей. Он просто... великолепный, правда? — голос Эммы похож на голос семнадцатилетней девочки, которая только что нашла идеальное платье для выпускного.
— Я видела его работы. Они выглядят... предсказуемо.
Она резко поворачивает голову в мою сторону.
— Предсказуемо? Ты, должно быть, не серьёзно. Единственное, что меня поразило больше, чем его работы, это фотографии, которые висят у Лотнера дома на стенах. Какой-то неизвестный фотограф сделал эти невероятные фотографии в качестве своего арт-проекта. Они сделаны в чёрно-белом цвете. На них изображены его тело... руки, каждый изгиб, каждый мускул на его животе и спине. А также — Боже мой — фото его глаз. Я хотела, чтобы она была нашим свадебным фотографом, но мой забывчивый жених не смог вспомнить ни её имени, ни каких-либо её контактов. Как-нибудь ты должна увидеть их. Просто сумасшедший талант... вау!