— Доброе утро, солнце. Как голова? — бодро спрашивает Дэйн, отпуская Сворли с поводка.
— Уже намного лучше, спасибо, — улыбаюсь я.
— Когда будут эти примерки или что там запланировано?
Я пожимаю плечами.
— Точно не знаю. Они ещё не звонили.
— А это только поход для девочек или мы все туда идём?
— Этого я тоже ещё не знаю, — отвечаю я, делая глоток чая. — Эмма хочет взять с собой Оушен и только Оушен, чтобы они с Лотнером могли отвезти её к его будущему тестю на бранч завтра. Что думаешь по этому поводу?
Дэйн жадно выпивает всю воду, а затем вытирает губы тыльной стороной ладони.
— Я знаю доктора Кейна. Он отличный человек. Тут уж как ты захочешь, но я бы не стал так сильно волноваться, только если ты совсем не доверяешь Лотнеру.
— Дело не в доверии. Оушен такая маленькая, я не хочу, чтобы она испугалась.
— Она абсолютно мамина дочка, но я думаю, что с ней всё будет в порядке. Возможно, это хорошая идея отпустить её на несколько часов, прежде чем они решат забрать её с собой на выходные в Лос-Анджелес.
Я резко поднимаю голову.
— Почему ты сказал это? Они говорили тебе что-то?
Дэйн выбрасывает пустую бутылку в мусор.
— Пока ты играла с собаками, а Лотнер качал Оушен, Эмма упомянула о возможности забрать к себе Оушен на следующие выходные. Она считает, что нужно провести с ней как можно больше времени перед свадьбой, чтобы, когда они вернутся из медового месяца, не начинать знакомиться с ней заново.
Мой мозг кричит «только через мой труп», но вслух я этого не говорю.
— Был только один день и одно посещение. Пока ещё я не могу давать никаких обещаний.
Почти в десять утра мне звонит Лотнер. Дэйн нашёл дерьмовое оправдание, чтобы не идти с нами, что-то там насчёт протечки крана на заднем дворе. Но чтобы не прослыть некоммуникабельным человеком, он предлагает снова встретиться за ужином в итальянском ресторане, расположенном около студенческого городка.
Поездка в Сан-Франциско в салон платьев проходит без происшествий. Эмма постоянно говорит о своём новом дизайне сайтов и о свадьбе.
— Мэггз! — вскликивает Эмма, когда мы входим в шикарный магазин.
Высокая худая дама подходит и обнимает её. Ей, вероятно, около сорока, блондинка с короткими волосами.
— Дорогая, — здоровается она с ней в своём «я такая заносчивая» духе.
— Хочу тебя познакомить с Оушен, — Эмма берёт её за руку, и я нехотя отпускаю её. — Это дочь Лотнера.
Мэггз осматривает её с ног до головы и улыбается настолько, насколько ей позволяет её обколотое ботоксом лицо.
— Оу, какая ты кнопочка, — и щелкает Оушен по носу кончиком своего акрилового ногтя. — Пойдём, снимем с тебя мерки и подберём идеальное платье.
Я иду за ними, но Эмма поворачивается ко мне.
— С ней всё будет в порядке. Если хочешь, можешь подождать снаружи.
Ни за что, блин!
Оушен улыбается, глаза светятся. Она такая девочка в отличие от своей мамы. И все эти кружевные, атласные и тюлевые платья, что окружают её, включают в ней режим принцессы. Честно говоря, я не хочу помогать со свадьбой Лотнера и Эммы, но когда меня разлучают с моей дочерью, я начинаю беситься.
— На другой стороне улицы есть кофейня. Занимайтесь своими делами, а потом приходите туда, когда закончите, — Лотнер пытается утихомирить ситуацию, пока мой гнев не вырвался наружу.
Посмотрев на Оушен ещё раз, я наклоняюсь и целую её.
— Люблю тебя. Я буду прямо через дорогу, хорошо?
Она кивает и идёт за Эммой вглубь магазина.
Я разворачиваюсь и смотрю на Лотнера, не сумев скрыть своё нахмуренное выражение лица.
Он открывает дверь и жестом предлагает мне выйти.
— С ней всё будет нормально, — бормочет он, пока мы переходим улицу.
Я разворачиваюсь сразу же, как только мы переходим через дорогу.
— Не смей! Не смей мне говорить этого. Ты знаешь её всего лишь две грёбаные секунды. Понятно, что ты пока не можешь этого уяснить, но чем дальше я от неё, тем мне сложнее дышать. Так что только попробуй заставить меня чувствовать будто моё беспокойство за неё — это какая-то чрезмерная реакция. Понял?
Он выставляет руки перед собой.
— Понял.
Я прохожу мимо него, и он успевает подойти, чтобы открыть дверь кофейни.
— И, кстати, кто же виноват в том, что я знаю свою дочь «грёбаные две секунды»? — заявляет он мне на ухо низким хрипловатым голосом, когда я вхожу внутрь.
— Спроси Клэр, или тебе пришлось официально разорвать все связи с ней, когда ты решил перейти на сторону моногамии с Эммой? — шиплю я сквозь зубы, а затем фальшиво улыбаюсь баристе, стоящей за стойкой.
— Что могу вам предложить? — улыбается она мне в ответ.
— Маленькую чашку зелёного чая, пожалуйста, — прошу я и кладу десять долларов на прилавок. — И всё что он там захочет.
Я не жду сдачу или пока Лотнер сделает свой заказ, а просто ухожу в поисках столика, садясь в итоге возле окна.
Он приносит наши напитки и суёт обратно мои десять баксов. Я закатываю глаза.
— В чём твоя проблема с Клэр? — спрашивает он, в его голосе слышится толика отвращения, пока он снимает крышку с кофе.
Я смеюсь.
— Ты имеешь в виду, помимо того факта, что ты даже и месяца не прождав после моего отъезда, начал трахаться с ней?
Он косится на меня.
— О чём ты, чёрт возьми, говоришь?
— Я тебе уже рассказывала. Клэр... у тебя дома... — я выгибаю бровь, ожидая хоть какой-то вспышки просветления в его голове, — ...в одном полотенце.
Он качает головой, и я не могу поверить, что он ведёт себя так, будто не понимает, о чём я.
— 23 июля 2011 года. Девять вечера. Я только что сошла с самолёта после двенадцатичасового перелёта из Парижа — беременная, которую чертовски сильно тошнит. Я сразу же приехала на такси к тебе домой.
Он всё ещё выглядит сбитым с толку. Я вздыхаю и продолжаю.
— Твой «ФоРаннер» был там... следовательно, и ты был там. У меня ушли все силы на то, чтобы постучать в твою дверь. А затем... она появилась на пороге. Её голое мокрое тело было обёрнуто в одно из твоих банных полотенец. И она сказала, что я опоздала, — я отворачиваюсь к окну и смотрю на проезжающие мимо машины. Мне всё ещё больно вспоминать тот день.
— Господи, Сидни... я... я не спал с ней.
Меня бесит то, что спустя столько времени он не может просто быть честным со мной.
— Меня там не было...
Я резко поднимаю голову.
— Твоя машина стояла там!
— Да, но МЕНЯ там не было!
Он повышает голос, и мы оба оглядываемся по сторонам, чтобы посмотреть, не пялятся ли на нас люди.
— У Клэр что-то случилось с водопроводом в квартире, а сантехник мог прийти только на следующий день. Поэтому я ей сказал, что она может принять душ у меня, ПОКА Я УХОДИЛ НА ПРОБЕЖКУ! — его голос уже не такой громкий, но тон, которым он это произносит, всё ещё жёсткий.
Я качаю головой. Это уже не имеет никакого смысла. Или имеет. Она хотела, чтобы я подумала, что между ними что-то есть? Или я сама пришла к такому выводу?
— Что она сказала после этого? — спрашивает он.
— После чего? — шепчу я, в голове туман.
— После «ты опоздала»?
Я не могу перестать качать головой.
— Я... я не помню. Мне было так плохо. Я выбежала из здания, меня начало тошнить снова и снова. А затем я... Боже, я рухнула на асфальт и начала плакать. Я не могла остановиться... я не могла прекратить свои рыдания. Было ощущение, будто... я умираю.
Лотнер ставит локти на стол, упершись лбом в ладони. Его голос дрожит.
— Мне так жаль... Я не знал, что ты... — он поднимает голову, голубые ирисы, полные слёз, ударяют в самое сердце. — ... Ты вернулась?
Я думаю, что это вопрос, но он говорит это с таким недоверием, что я сомневаюсь в этом.