— Я вернулась, — шепчу я.
— Мамочка! — зовёт меня Оушен, когда звенит колокольчик, висящий на входной двери.
Она запрыгивает мне на колени и крепко обнимает. Лотнер откашливается и вытирает глаза.
— Малыш, выглядишь так, будто только что плакал, — сразу же разоблачает его Эмма.
Он снова откашливается.
— Кофе не в то горло попал.
Она обнимает его руку и наклоняется, чтобы поцеловать.
— Бедный малыш.
Он первым отстраняется от неё.
— Чем займёмся теперь?
— Запарк! — довольно громко кричит Оушен, потому что на нас начинают оглядываться люди.
Мы все смеёмся.
— Кто-то надоумил тебя на это, — говорю я, пощекотав её шею своим носом.
Эмма поднимает руку.
— Виновна.
— Зоопарк так зоопарк, — объявляет Лотнер и поднимается.
— Наверное, нужно взять на прокат коляску, — думаю вслух я, вылезая из машины. — Если бы я знала, что мы закончим прогулку здесь, то взяла бы нашу из дома.
— Чепуха, — отвечает Лотнер и, поднимая Оушен, сажает её на свои широкие плечи.
Она счастливо визжит. Я не могу скрыть улыбку, которая появляется на моём лице. Видеть их вместе — это, по крайней мере, половина той мечты, которая сбылась. Иду за ними к входу, и реальность снова бьёт мне по лицу. Эмма обнимает Лотнера за талию и засовывает руку ему в задний карман. Теперь нас четверо, и я как бы не должна чувствовать себя, словно третий лишний, но так оно и есть.
— Что хочешь увидеть сначала? — спрашивает Лотнер у Оушен, когда мы проходим через ворота.
— Запарк! — кричит она, схватившись за его уши, как за ручки.
— Хорошо, я выберу, — смеётся он, держа её ноги.
Спустя два часа мы успеваем посмотреть всех основных представителей дикой природы. Мы мало разговариваем на взрослые темы, потому что здесь ради Оушен. Покупая перекусить, мы идём на игровую площадку.
Лотнер удивляет меня, достав упаковку салфеток из кармана и вытирая руки Оушен прежде, чем она начинает есть крендель.
Он замечает мой изумлённый взгляд.
— Что?
— Ничего, — отвечаю я, улыбнувшись, и отвожу взгляд.
Оушен быстро делает три укуса и бежит играть с другими детьми.
— Дэйн не очень хорошо себя чувствует, — вру я, — из-за того, что пропускает сегодняшнюю прогулку. Поэтому предлагает поужинать сегодня в каком-нибудь итальянском ресторанчике около студенческого городка.
Лотнер смотрит на Эмму. Она пожимает плечами и кивает, соглашаясь.
— Хорошо, — он улыбается мне.
— Ты уже думала насчёт завтрашнего бранча? — спрашивает Эмма.
Я не отрываю глаз от Оушен; она уже в третий раз скатывается по горке.
— Если она согласна поехать, то тогда согласна и я.
— Отлично! Позвоню, скажу папе об этом, — говорит Эмма и вытаскивает телефон из сумки.
Лотнер дотрагивается до моей ноги под столом. Я поворачиваюсь.
— Спасибо, — шепчет он.
Я киваю, но не нахожу сил улыбнуться ему в ответ. Он и понятия не имеет, как это сложно будет завтра смотреть на то, как они втроём отъезжают от нашей подъездной дорожки.
— Раньше я всё время приходил сюда, — заявляет Лотнер, когда мы размещаемся в итальянском ресторане, который выбрал Дэйн. — Они подают лучшую курицу по-тоскански.
— Пата, — хлопает в ладоши Оушен, когда Дэйн сажает её на стул.
— Да, паста, твоя любимая, милая, — я протягиваю ей несколько карандашей и раскраску.
Официантка приносит напитки и принимает наши заказы. Лотнер берёт за руку Оушен и водит ею по бумаге, а она смеётся, будто её щекочут. Короткий разговор о нашем походе в зоопарк заполняет неловкую тишину, пока мы ждём еду.
— Пата! — вскликивает Оушен.
— Шшш... да, паста, — смеюсь я, пока режу для неё спагетти.
— Тебе нравится паста? — улыбается ей Лотнер.
Она воодушевлённо кивает.
— Я ем пату, — она загребает немного пасты ложкой и кладёт себе в рот, несколько кусочков прилипают к подбородку.
— Потеряла немного, — Лотнер наклоняется и прижимает губы к её подбородку, собирая прилипшие спагетти.
Она смеётся, и я чувствую, как снова и снова начинаю влюбляться в него, но в этот раз это Папочка Лотнер. Прошла всего неделя, но уже видно обожание в его глазах... и в её тоже.
— Вы уезжаете обратно в Лос-Анджелес завтра после бранча? — спрашивает Дэйн.
— Да, мне ещё нужно решить несколько дел до понедельника, — отвечает Лотнер между укусами.
— Ты хотел поговорить с ними насчёт следующих выходных? — Эмма смотрит на Лотнера и выгибает бровь.
Он вытирает рот салфеткой и проглатывает остатки пищи. Но прежде чем он успевает хоть что-то сказать, Эмма продолжает.
— Так как, кажется, всё идёт очень хорошо... и, ну, мы все обожаем Оушен, мы бы хотели попросить о том, чтобы она могла остаться у нас на следующие выходные. Ну, знаете, поддержать эту связь. Я имею в виду, что если вы пока не можете относиться к этой идее спокойно до того, как наши адвокаты полностью не оформят всё в письменном виде...
— Воу... — я качаю головой. — О чём ты говоришь? — сердце бьётся где-то в горле, кровь приливает к лицу.
— Ничего... это не то, о чём ты... — начинает Лотнер.
Резко отодвигая стул, я вскакиваю, и он падает у меня за спиной.
— Нет... нет... — качаю я головой в знак протеста. — Ты обещал... — я смотрю на Лотнера, а затем бросаю салфетку на стол и пулей вылетаю из ресторана.
Мой мир рушится. Он играл со мной, заставил поверить ему. Теперь мне придётся бороться за то, чтобы Оушен осталась в стороне от этих судебных разбирательств. Мне становится нечем дышать. Быстро убегаю из ресторана, и мне чертовски не хватает воздуха. Один мучительный вдох за другим. Споткнувшись, я заворачиваю в переулок. Привалившись к стене какого-то здания, я сползаю вниз и цепляюсь руками за волосы.
— Нет... — плачу я.
Что-то не так. Мне нечем дышать. Должно быть, вот так и ощущается паническая атака.
— Сид... — голос Лотнера пугает меня. Он склоняется надо мной.
— Нет... — кричу я, рванув к нему, и бью его со всей силы, как только могу. — Ты обещал, — рыдаю я. — Ненавижу тебя!
Он хватает меня за руки и прижимает их к моей груди, пришпиливая спиной к стене.
— О... она... она моя! — я пытаюсь вдохнуть хоть немного воздуха, но кажется, будто его нет, словно я не могу дышать.
— Шшш... успокойся, Сид, — его голос нежный и твёрдый одновременно, но я не покупаюсь на это. Мне понятно, что он играет со мной, чтобы заполучить то, что ему нужно.
— Я... не могу... ды... дышать...
— Успокойся. Медленно сделай глубокий вдох, Сидни. Почувствуй каждую часть своего тела. Начни с пальцев на ногах. Ты можешь ими двигать?
— Пошёл... вон! — я пытаюсь оттолкнуть его. — Она... мо... моя.
— Успокойся, малышка. Я не собираюсь забирать её у тебя.
— Не... назы... вай... меня... т… так...
И его рот прижимается к моему. Поцелуй жесткий и требовательный. Я пытаюсь его оттолкнуть, а затем снова чувствую свои пальцы, ноги, руки. Наконец-то я могу жадно вдохнуть воздух через нос, а мои лёгкие могут принять его. Наши языки снова воссоединяются. Проходит слишком много времени с тех пор. Он вдыхает в меня жизнь, а мне даже не хочется его останавливать. Руки Лотнера ослабляют хватку на моих руках, и мне удаётся прижать ладони к его щекам.
Я ненавижу его.
Я люблю его.
Я нуждаюсь в нём.
Я хочу его.
А затем он замедляется и в итоге отпускает меня.
В его глазах я вижу мгновенное сожаление о содеянном, и ко мне приходит осознание... Я не могу его получить. Он больше не мой.
— Я не забираю у тебя Оушен, понятно? — шепчет он, проводя пальцем по моей мокрой от слёз щеке.
— Тогда почему Эмма сказала...
Он качает головой и на миг прикрывает глаза.
— Я был расстроен. В ту ночь, после того как я узнал о дочери, я пришёл домой очень злой и сказал те вещи, которые бы не стоило говорить. Эмма решила, что в связи с такими обстоятельствам, я должен нанять адвоката, и в ту ночь я думал точно так же, — он сглатывает, и я вижу болезненное выражение на его лице. — Но теперь всё изменилось. Я вижу то, как она смотрит на тебя, как нуждается в тебе. Никаких адвокатов. Мы справимся с этим сами, хорошо?