— Мы должны поговорить.
Он вздыхает и подходит к перилам, развернувшись спиной ко мне.
— Ты права, должны. Я начну первым.
Эм... хорошо....
— Ты вообще когда-нибудь собиралась сказать, что у меня есть дочь?
Оу! Как я понимаю, мы снова возвращаемся к этой теме. Он не думал о том, чтобы спросить меня об этом до сегодняшнего дня?
— Думаю, собиралась.
Он поворачивается ко мне и опирается о перила.
— Ты «думала»? И что это должно означать?
— Означает, что я не знаю. Означает, что после того, как я три раза облажалась с попытками сказать тебе об этом, то подумала, что, наверное, будет лучше сказать, когда она уже немного подрастёт.
— Подожди... три раза? Ты пыталась рассказать мне два раза, — хмурится Лотнер и смотрит на меня.
Я смотрю в свою кружку и качаю головой.
— Три раза. Почти сразу после моего первого похода к доктору я пошла к тебе домой, — я смеюсь. — На самом деле я не собиралась сразу говорить тебе о своей беременности. В тот момент я думала, что ты с Клэр и последнее, что мне хотелось, чтобы ты бросил её из-за того, что я беременна. И я знала, что, если бы ты так и поступил, то никогда бы не признал, что это была настоящая причина, — я делаю успокаивающий глоток чая. — Я не хотела погрязнуть там. Я думала, что так поступила моя мама и не хотела, чтобы то же самое повторилось со мной.
— Тебе казалось, что быть со мной — это «погрязнуть»?
— Да... то есть... нет. Я хотела быть с тобой и хотела, чтобы ты тоже хотел быть со мной, я просто не знала, осталось ли всё ещё это желание у тебя.
Он проводит рукой по волосам.
— Так для тебя это было нормальным решить быть со мной ПОСЛЕ того, как ты узнала, что беременна моим ребёнком, но я должен был решить, что хочу быть с тобой ДО того, как я узнаю об этом?
Ох чёрт! Он прав. Я никогда не думала об этом в подобном ключе. Дурацкие мозги беременной.
Он смеётся, но смех похож на смех человека, который находился на грани сумасшествия.
— Господи, Сидни! Я выбрал тебя. Я выбрал тебя с самого начала. Выбрал ещё, когда никто из нас не знал, что ты беременна. Но ТЫ, однако, НЕ выбрала меня.
— Я бы выбрала, — шепчу я.
Он наклоняется немного вперёд, приложив руку к уху, будто не слышит меня.
— Прости, что ты сказала? — кажется, он не может убрать сарказм из своей интонации.
Я встречаюсь с ним взглядом.
— Я сказала, что выбрала бы тебя, если бы знала, что всё то, что я знала о своих родителях, оказалось просто ложью. Моя мама спала с кем попало, забеременела, сделала аборт. Я не была ребёнком медового месяца. Я была ребёнком, зачатым вне брака, и моя мама собиралась избавиться от меня. Всё, о чем я думала многие годы это, что мне нужно что-то представлять из себя, чтобы я могла почувствовать какую-то завершённость, и мне бы никогда не пришлось полагаться на мужчину, как делала это моя мама. Знаю, она любила нас, но я всегда думала, что она живёт, сожалея о многом. Но теперь я знаю, что это не правда. Когда у неё появились мы с Эйвери, это изменило её жизнь, но в хорошую сторону. Мы дали ей цель в жизни, благодаря нам она оставила свой след на Земле, и он больше, чем какая-либо работа или успех, которые она когда-либо могла получить, — я закрываю глаза, глубоко вдыхаю, а потом снова открываю их. — Знаю, что это сейчас не имеет никакого смысла, но моё сердце выбрало тебя, мой мозг просто его не слушал.
Его рот открывается, а потом закрывается, когда слышится голос Оушен через открытое окно кухни.
Я подпрыгиваю и бегу в дом.
— Доброе утро, милая.
Она улыбается и протягивает руки. Я поднимаю её, покрываю поцелуями и крепко обнимаю.
— Вафли со свежими фруктами? — спрашивает Лотнер, глядя только на Оушен.
Её светящиеся от счастья глаза и неотразимая улыбка становятся ответом на его вопрос.
Мы едем в Пасифик Парк.
— Это будет её первый раз в парке развлечений? — спрашивает Лотнер, когда мы отъезжаем от его дома.
— Да. И мой тоже.
— Что? Да ты шутишь! — глаза Лотнера едва не вываливаются из орбит, а челюсть чуть ли не падает на колени.
— Мама всегда считала, что аттракционы никогда не проверяются нужным образом, а отец предполагал, что все люди, работающие там, это наркоманы и растлители детей. Но однажды мне довелось прокатиться на водной горке во время ярмарки.
— Мне... мне нечего сказать. Наркоманы и растлители детей? Разве он не придерживается Десяти Заповедей? Не суди, да....
Я смеюсь.
— Это не одна из Десяти Заповедей.
— Ну, всё равно это где-то есть в Библии
— Лука 6:37.
— Показушничество дочери священника.
Я закатываю глаза.
— В любом случае, я горд тем, что именно я буду тем человеком, который первый раз отвезёт вас в парк развлечений.
— Не нужно гордиться. Водная горка довела меня до тошноты.
— Нууу, я уже как-то раз имел дело с твоей «тошнотой», так что могу сделать это снова.
Уставившись в окно, я не могу сдержать улыбку. Думаю, именно тогда я поняла, что Лотнер любит меня. Человек должен испытывать довольно сильные чувства по отношению к другому, чтобы убирать его рвоту и никуда не уходить.
Мы находим пустое место для парковки и, конечно же, Оушен уснула в машине.
— Не возражаешь, если мы оставим её поспать ещё немного. Если дадим ей ещё время, то её настроение будет лучше после этого.
Лотнер немного открывает окна и глушит двигатель.
— Хорошо. Вы двое являетесь моими планами на эти выходные, поэтому буду делать всё, что захотите.
Я снимаю сандалии и кладу ноги на переднюю панель. Телефон Лотнера вибрирует на консоли.
— Привет, — отвечает он, по его интонации можно понять, что он знает, кто звонит.
— Тоже по тебе скучаю. Как дела у мамы?
Сердце колотится, а тело напрягается. Это Эмма... и он скучает по ней тоже. Скучал ли он по ней тоже, когда его член находился глубоко во мне?
— Да, мы в Пасифик Парк, но Оушен уснула по дороге сюда, поэтому мы сидим ждём, когда она проснётся.
Мне кажется, будто я подслушиваю их, но ничего не могу с этим поделать. Нужно ли мне выйти и оставить их немного наедине? Или, может, он должен выйти из машины.
— Хорошо, тогда до встречи в аэропорту... тоже люблю тебя, пока.
А вот она реальность. Словно удар в живот. Словно вскрытие вен. Пуля в сердце.
Это все мужчины такие или только тот, в которого я влюбилась? Как можно быть таким равнодушным? Мне казалось, будто кто-то сделал мне укол гнева, который разливается по венам. Кровь закипает, словно готова к огромному извержению.
— Эмма передаёт привет.
Какого... хрена?
Моё тело реагирует быстрее, чем мозг, который сегодня, по всей видимости, завис на линии ожидания, когда дело доходит до рациональности мыслей.
Хлоп!
Я ударяю его так сильно, что даже кажется, что сейчас проснётся Оушен просто от этого громкого звука. Затем слышится что-то вроде рычания от него, когда он прижимает ладонь к щеке.
— Какого чёрта? — шепчет он так громко, как может.
— «Эмма передаёт привет». Серьёзно? Ты трахал меня так жестко прошлой ночью, что я подумала, что у меня на всю жизнь останется отпечаток стены на заднице и меньше, чем через сутки ты «скучаешь по ней» и «любишь её», сидя прямо рядом мной. А потом ты ещё смеешь говорить, что она передаёт мне привет, будто мы тут все, нахрен, лучшие друзья?!
Мы оба оборачиваемся на заднее сидение. Оушен ворочается, но так и не просыпается.
— Прости, — говорит он и проводит рукой по волосам.
— Прости, за что? За то, что трахал меня или за то, что любишь её?
Он откидывает голову на сиденье и закрывает глаза.
— И за то, и за то... то есть, ни за что... не знаю.
— Ну, не беспокойся так. Я не приехала сюда на эти выходные, чтобы украсть тебя у твоей невесты. Ты был прав тогда, нам нужно поговорить с нашими адвокатами о родительских правах. Если мы составим договор, то оба будем знать, чего ожидаем друг от друга. Так будет проще для всех.