Если бы Гессу удалось договориться о мире или хотя бы перемирии, Гитлер принял бы его с распростертыми объятиями – как в августе 1939 г. вернувшегося из Москвы Риббентропа. Так думал, например, Саймон, заключивший после встречи с Гессом: «Если бы он добился своего и привлек нас к переговорам по поводу такого рода мира, какой нужен Гитлеру, он был бы оправдан и сослужил бы фюреру хорошую службу».[648] Уже в 1940 г. Гесс через младшего Хаусхофера пытался зондировать почву через Швецию, Швейцарию и Испанию (вот зачем нужны нейтралы!), причем у последнего было твердое убеждение, что это делается с санкции фюрера.[649] Гесс и сам уверял, что действовал в соответствии с воззрениями и желаниями Гитлера, но говорил это в 1941 г., когда исход войны был еще далеко не ясен.[650] Возможно, хотел обезопасить себя от «осложнений» в будущем. Как и Гитлер обезопасил себя на случай провала миссии Гесса, объявив ее безумной выходкой одиночки.
Многие слишком доверяют словам Гесса о его собственной инициативе и не всегда должным образом сопоставляют их с личными качествами неудачливого миротворца. Гесс, при всей его энергии, был слишком несамостоятелен, чтобы без чьего-либо мощного влияния решить заняться дипломатией в столь необычной форме. Все, что мы знаем о нем, показывает, что он был типичным исполнителем, «номером вторым», подчиненным воле вождя. Узнав о полете Гесса, Сталин спросил у Молотова, «кто бы из наших членов Политбюро мог решиться на такое? Я порекомендовал Маленкова, поскольку он шефствовал от ЦК над авиацией. Смеху было! Сталин предложил сбросить Маленкова на парашюте к Гитлеру, пусть, мол, усовестит его не нападать на СССР! А тут как раз и Маленков зашел в кабинет. Мы так хохотали, будто умом тронулись».[651] Лично мне аналогия Гесс-Маленков представляется не просто остроумной, но очень точной.
Сама по себе идея лететь в Шотландию (Гесс был неплохим летчиком, но в 1933 г. Гитлер по соображениям безопасности запретил ему летать без особого разрешения, хотя этот запрет безнаказанно нарушался) к почти незнакомому Дуглас-Гамильтону (они встречались на Берлинской Олимпиаде 1936 г.) вполне могла быть продуктом его собственной фантазии. К полету он готовился серьезно: регулярно получал метеосводки, работал с картами, тренировался управлять новым для него самолетом, на котором распорядился установить дополнительный топливный бак. Прагматик Гесс был не чужд романтизма, восторженности и склонности к безумным прожектам. Возможно, этим он тоже импонировал Гитлеру, склонному окружать себя романтическими, экстравагантными, мистическими, а порой и просто патологическими натурами.
Подобно Гитлеру, Гесс был атлантистом и англофилом, но, конечно, не таким законченным, как Канарис или фон Хассель. Его геополитическая ориентация колебалась в соответствии с «генеральной линией» фюрера. Нет никаких доказательств, что Гесс «бежал», спасаясь от врагов, но эта «версия» входила в стандартный набор британской дезинформации для внешнего мира. Появление фамилий Риббентропа и Гиммлера, названных Иденом Майскому, не случайно, поскольку евразийцы группировались именно вокруг них (не зря атлантист Геринг терпеть не мог обоих). Г. Городецкий заметил, что Гесса «могла привести в ужас идея Риббентропа об организации Континентального блока, предусматривавшая участие Советского Союза в разделе Британской империи».[652] Все-таки тот родился в Александрии, с детства говорил по-английски и питал симпатии к Британской империи. Кроме того, Гесс был убежденным расистом, борцом за «чистоту крови», а потому крайне отрицательно относился не только к евреям, но и к славянам, включая русских. Встречаясь с Молотовым в Берлине в ноябре 1940 г., он был подчеркнуто холоден, что контрастировало с демонстративным дружелюбием Риббентропа, Гитлера и Геринга. Впрочем, и советские «компетентные органы», на информации которых основывались в Кремле, невысоко оценивали деловые качества Гесса, зато отмечали его антирусский и антисоветский настрой.[653]
649
Меморандум А. Хаусхофера «Существует ли еще возможность германо-английского мира?» по итогам беседы с Гессом 8 сентября: DGFP, D, vol. IX, р. 78-81 (№61).
650
К этой мысли склоняются сын Гесса Вольф-Рюдигер и историк М. Вебер: Wolf-Rbdiger Hess. The Life and Death of My Father, Rudolf Hess // «The Journal of Historical Review», vol. 13, № 1 (January/February 1993); Mark Weber. The Legacy of Rudolf Hess // Там же. См. также: Wolf-Rbdiger Hess. My Father Rudolf Hess. London, 1986.