В то же время Гесс ни за что не предал бы обожаемого фюрера и даже с провокационными целями не стал бы вести с противником переговоры о его смещении, как это делал – с ведома и разрешения Гитлера – Шелленберг. Поэтому версия о связях Гесса с оппозицией, готовой устранить Гитлера уже в 1940-1941 гг., полностью несостоятельна. Вот Риббентропа, который был одним из главных препятствий к нормализации отношений с Западом, он, наверно, «устранил» бы без колебаний. Кто-то из деятелей оппозиции мог надеяться на его «настроения», но, узнай об этом сам Гесс, – думаю, он бы не задумываясь послал надеявшегося на эшафот.
Гесс мог искренне считать, что самостоятельно, без чьего-либо влияния, принял решение попытаться примирить Германию и Великобританию, даже ценой собственной жизни (полет-то был рискованный). Именно это он имел в виду в письме к Карлу Хаусхоферу, посланном уже «оттуда» 20 мая 1942 г.: «Бесспорно, я потерпел неудачу, но так же бесспорно и то, что я сам вел самолет. Мне не за что себя упрекать в этом отношении. Это я был за штурвалом».[654]
Гесс, действительно, был за штурвалом. Он летел туда, где его никто не ждал. Он не смог найти подходящего места для посадки, поэтому был вынужден выпрыгнуть с парашютом, погубив самолет и отрезав себе путь к отступлению. Назвавшись капитаном люфтваффе Альфредом Горном (А.Н. – это совпадает с инициалами Adolf Hitler, а также Albrecht Haushofer), он пил молоко на ближайшей ферме, показывал свои вещи местной полиции и отвечал на вопросы случайных людей. Все это свидетельствует, что британская разведка не только не «заманивала» Гесса, но была застигнута его прилетом врасплох. Черчилль, похоже, просто не поверил, когда ему доложили о столь необычном «госте». Сталин всего этого не знал, но был твердо уверен в «коварстве Альбиона» («англичанка гадит») и желании его правителей – «пусть даже не лично Черчилля», как осторожно говорят советские документы, – договориться с Третьим Рейхом о войне против СССР. В существование на Британских островах «партии мира» советский вождь верил не меньше, чем Гесс. «Делом Гесса» в Москве продолжали интересоваться и с началом войны: Молотов в беседе с Криппсом, Сталин в беседе с Бивербурком, который продолжал держаться прежней версии: «По моему личному мнению, которого не разделяет Черчилль, Гесс приехал с чьего-то ведома».[655] Даже в октябре 1944 г., основательно напоив Черчилля, Сталин попытался – безрезультатно – добиться от него признания, что Гесса заманили в Шотландию. В идеализм и донкихотство вождь явно не верил.
Но если Гесса никто не посылал, не вынуждал к бегству и не «заманивал», а сам он едва ли был готов к столь ответственной миссии (сидеть за штурвалом – одно, вести переговоры о мире – совсем другое), то кто же стоял за его полетом и какую цель преследовал?
Каждый, кто обратится к биографии заместителя фюрера, будет постоянно встречать в истории его жизни фамилию Хаусхофер. Хаусхоферов было двое. Старший, Карл, преподавал в Мюнхенском университете, где учился Гесс, принятый в семье профессора как родной сын. Гесс воспринимал старшего Хаусхофера не только как учителя, но и как отца (его родители по-прежнему жили в Египте), и находился в психологической и интеллектуальной зависимости от него, как позже – хотя и более сильно – от Гитлера.[656] Младший, Альбрехт, тоже геополитик, был другом и советником Гесса по международным вопросам, в которых заместитель фюрера разбирался неважно. Г. Городецкий делает вывод, что именно Альбрехт сыграл решающую роль в подготовке полета. Но он ли был его инициатором и вдохновителем?
Более всех прав Л. Фишер, писавший об отце и сыне Хаусхоферах,[657] хотя его аргументы требуют уточнений. Он называет обоих Хаусхоферов «англофилами», показывая, что их взгляды разделял и Гесс, идеальный кандидат для подобной миссии. Если к младшему Хаусхоферу это определение еще применимо – учитывая его широкие международные связи (именно он был дружен с герцогом Дуглас-Гамильтоном, которого в письмах запросто называл «Дугло») и весьма космополитический нрав, – то к старшему едва ли. Он мог многим восхищаться в Британской империи, но считал ее исконным врагом континента. В этом может убедиться каждый, открыв его работы.
Весной 1941 г. Хаусхофер знал о том, чего не знал Гесс и с чем был вынужден смириться сломленный Риббентроп, – об окончательном решении Гитлера напасть на СССР и о ведущейся подготовке к этому. Оказывавший Гитлеру поддержку (говорят, не только интеллектуальную, но и духовную, едва ли не мистическую), Хаусхофер отшатнулся от своего «ученика», когда европейский конфликт стал перерастать в мировую войну, а вторжение в Советский Союз именно к этому и вело. Он понял, что Гитлера не остановить. Гесса же в известность о походе на восток вообще не поставили – таковы были странные нравы нацистской элиты. В этом сходятся все, кроме заядлых любителей сенсаций и головокружительных построений. Поэтому он ничего не сказал тюремщикам о плане «Барбаросса», встретив известие о начале войны с изумлением и растерянностью, как зафиксировано в документах. «Значит, они все-таки атаковали…», – растерянно бормотал он, не зная, что каждое его слово записывается на пленку.[658] Поэтому все позднейшие заявления о том, что знал и сказал, – британская дезинформация для разжигания всеобщего недоверия.
656
Вывод группы психиатров, обследовавших Гесса в Нюрнберге; отчет опубликован с согласия Гесса: The Case of Rudolf Hess. A Problem in Diagnosis and Forensic Psychiatry. London, 1947, p. 9. Ср.: Irving D. Hess. The Missing Years, p. 7.