Вечный вопрос: можно ли этому верить?
Нет!
Почему?
«В архивах такой переписки не обнаружено, – пишет далее Л. Безыменский. – Но это ничего не значит». Очень даже значит, и расхожие ссылки на то, что документы, дескать, уничтожены, стоят немного. Можно попытаться поверить, что уничтожены оригиналы писем. Но ведь кто-то их готовил, переводил, пересылал, передавал, хранил, принимал по описи! История с секретными протоколами к пактам 1939 г., когда нашлись сначала копии, а потом и подлинники, показывает всю, мягко говоря, слабость подобной аргументации. И почему «помнил» об этом только Жуков (свидетель, замечу в скобках, весьма ненадежный), а все прочие забыли? Наконец, видимо, именно Гитлер подсказал Сталину (ТАССовский текст готовился как минимум при его непосредственном участии) такой аргумент: «Проводимые сейчас летние сборы запасных <частей> Красной армии и предстоящие маневры имеют своей целью не что иное, как обучение запасных <частей> и проверку работы железнодорожного аппарата, осуществляемые, как известно, каждый год».
Вы в это верите? Я – нет.
Последний эпизод трагической истории встреч и невстреч, о котором хочу рассказать. Рано утром 22 июня Риббентроп делал официальное заявление Деканозову о начале войны. По воспоминаниям личного переводчика посла В.М. Бережкова, произошло следующее:
«Рейхсминистр перед объявлением об этом гибельном для нацистского рейха шаге выпил, видимо, для храбрости… Лицо его пошло красными пятнами, руки дрожали. Выслушав заявление Риббентропам том, что два часа назад германские войска пересекли советскую границу, посол резко поднялся и сказал, что германские руководители совершают преступную агрессию, за которую будут жестоко наказаны. Повернувшись спиной и не прощаясь, Деканозов направился к выходу. Я последовал за ним. И тут произошло неожиданное: Риббентроп поспешил за нами, стал шепотом уверять, будто лично был против решения фюрера о войне с Россией, даже отговаривал Гитлера от этого безумия, но тот не хотел слушать. «Передайте в Москве, что я был против нападения», – донеслись до меня последние слова Риббентропа, когда, миновав коридор, я уже спускался вслед за послом с лестницы».[676]
Трудно вообразить более странное поведение министра иностранных дел страны, только что совершившей внезапное для противника, тщательно подготовленное нападение, гарантировавшее, как казалось, быстрый и бесспорный успех. Трудно представить и тем более объяснить, если исходить из обычных идеологем, как пытался сделать это сам Бережков: «Почему он так нервничал, этот фашистский головорез, который так же, как и другие гитлеровские заправилы, был яростным врагом коммунизма и относился к нашей стране и к советским людям с патологической ненавистью… Конечно он лгал, уверяя, будто отговаривал Гитлера от нападения на Советский Союз. Но все же что означали его последние слова? Тогда у нас не могло быть ответа. А теперь, вспоминая обо всем этом, начинаешь думать, что у Риббентропа в тот роковой момент… возможно шевельнулось какое-то мрачное предчувствие».[677]
Не верить свидетельству Бережкова оснований нет, равно как и нет оснований принимать его объяснение. Мы знаем, что Риббентроп сопротивлялся войне, которую считал губительной для «евразийского блока» и всей своей политики в целом. Поэтому и совершил столь странный и для этого случая, и для своего ранга поступок.
Нападение на СССР – «страшная братоубийственная война двух геополитически, духовно и метафизически близких, родственных народов, двух антиатлантистски ориентированных режимов» – стало «великой евразийской катастрофой», «надиром практической геополитики и концом Хаусхофера».[678] Говорят, 22 июня в мастерской знаменитого скульптора Арно Брекера Борман повторял фразу: «Небытие в этот июньский день одержало победу над Бытием… Все закончено. Все потеряно».[679]
677
Бережков В. С дипломатической миссией в Берлин, с. 102-103 (ранний вариант того же эпизода).
678
Первая цитата: Дугин А. Конспирология. М, 1993, с. 109; вторая: Presseisen E.L. Op. cit., p. 22.