Интервенция не оправдала возлагавшихся на нее надежд. Международное положение Японии, прежде всего отношения с державами Антанты, менялось явно не к лучшему; ухудшилась и экономическая ситуация в стране. Парижская конференция не принесла удовлетворения глобальным амбициям Японии, а итоги Вашингтонской конференции оказались еще менее утешительными. Создание формально независимой, но открыто пробольшевистской Дальневосточной республики (ДВР) стало фактом, с которым нельзя было не считаться, хотя в Вашингтон ее представителей не пригласили. В ноябре 1921 г. был убит премьер-министр Хара, которого сменили «финансовый гений» Такахаси, а затем адмирал Като Томосабуро (Утида оставался министром иностранных дел во всех трех кабинетах). Оба премьера считали необходимым вывод японских войск с российской территории, но настаивали на различных гарантиях и компенсациях, в том числе за так называемый «Николаевский инцидент» (убийство партизанами в апреле 1920 г. более 700 японских военных и гражданских лиц в Николаевске-на-Амуре). Уже с 1920 г. Япония вела переговоры с ДВР, стремясь, однако, не придавать им полностью официальный статус. Они шли на протяжении нескольких лет без видимого успеха; кроме того, к участию в них не привлекалось правительство РСФСР. Наиболее дальновидные японские дипломаты, например, посланник в Польше Каваками, до революции долго работавший в России, настаивали на участии Москвы в переговорах, подчеркивая, что иначе в существующих условиях они превратятся в фикцию.
Тем временем российский посол В.Н. Крупенский продолжал оставаться в Токио и был признан японскими властями как единственный законный представитель своей страны. В ходе Гражданской войны Крупенский поочередно представлял несколько правительств (в том числе А.В. Колчака), стремясь сотрудничать с любым антибольшевистским режимом и в то же время ограничить японскую интервенцию как угрожающую территориальной целостности России. Он даже стал дуайеном дипломатического корпуса. Однако обстоятельства менялись: в 1921 г. японское правительство известило главу «посольства без правительства» (определение его ближайшего помощника Д.И. Абрикосова), что не может больше рассматривать его как дуайена и приглашать на официальные приемы в императорский дворец. Крупенский эмигрировал во Францию, оставив Абрикосова поверенным в делах. Тот исполнял эти обязанности, становившиеся все более призрачными, вплоть до 1925 г., когда после официального признания Японией Советского Союза передал здание и собственность посольства японским властям, чтобы избежать контактов с большевиками, считая это унизительным для себя.[84]
«Белая» эмиграция болезненно реагировала на любые попытки диалога Токио с «Советами». Характерный пример – недавно обнаруженное мной в японских архивах неопубликованное письмо И.К. Артемьева, бывшего председателя Совета управляющих ведомствами Временного Приамурского правительства (т.е. главы гражданской администрации при генерале М.К. Дитерихсе), адресованное Утида 2 апреля 1923 г. «Русский патриот и сторонник сближения национальной России с национальной Японией», как аттестовал себя автор, Артемьев с удовлетворением вспоминал политику Японии 1918 г. при Мотоно и Гото, направленную на «восстановление государственности и правопорядка» на Дальнем Востоке. Но вскоре положение изменилось: «Другие страны <читай: США и Великобритания. – В.М.> увидели опасность для своих интересов от такого сближения, и дипломатическая машина заработала усиленным темпом, стараясь развить взаимное недоверие и враждебность. Резкое изменение политики Японии в конце 1919 года служит ясным указателем, что работа дипломатов имела успех, а в этом и заключается главная ошибка японских руководящих сфер». Отказ от решительной поддержки «белых» и диалог с «красными разбойниками и грабителями» – вот фатальный порок дипломатии Утида, приведший к утрате японского влияния на российском Дальнем Востоке [Но время явно работало против Артемьева и его единомышленников.]
Под давлением обстоятельств кабинет Като 24 июня 1922 г. наконец принял решение эвакуировать японские войска из Приморья до конца октября того же года. 4 сентября открылась Чаньчуньская конференция представителей РСФСР, ДВР и Японии, на которой Москву представлял Адольф Иоффе, друг всесильного наркомвоена Троцкого и его преемник в качестве главы советской делегации на переговорах с Германией в Брест-Литовске в 1918 г., а затем первый «красный» посол в Берлине. Утида был настроен скептически и не склонялся ни к каким уступкам, равно как и глава японской делегации – начальник Европейско-американского департамента МИД, видный атлантист Мацудайра, в будущем посол в США и Великобритании. Неудача конференции, закончившейся в прямом смысле слова ничем, была в наибольшей степени вызвана негибкостью японской позиции, с критикой которой все активнее выступали не только социалисты, но все оппозиционные силы и органы печати, а также представители деловых кругов.
84
Dmitrii I.Abrikosov. Revelations of a Russian Diplomat. The Memoirs of Dmitrii I. Abrikosov. Seattle, 1964, p. 257-259, 263-264, 269, 289, 297-298; Подалко П.Э. Семь лет в «посольстве без правительства»: русское посольство в Токио в 1918-1924 гг. // «Japanese Slavic and East European Studies», vol. 21 (2000).