Атлантист Утида подобным идеям, разумеется, не сочувствовал. Надо полагать, Иоффе прекрасно понимал это, но пошел на риск, одновременно желая продемонстрировать японской стороне, что в Азии Советский Союз не находится в изоляции, что ему есть с кем развивать сотрудничество, если Токио не проявит доброй воли в этом направлении и его миссия окончится неудачей (прием, присущий дипломатам всех стран и всех времен). Встреча Иоффе с Сунь Ятсеном стала удобным предлогом для того, чтобы сорвать нежелательный многим визит. Однако официальной мотивировкой отказа она быть не могла, тем более Иоффе ехал как частное лицо.
Замечу, что к идее Гото пригласить Иоффе в Японию и лично проводить с ним переговоры скептически относились даже люди из его окружения. Вице-мэр Токио Нагата заявил начальнику, что тот должен либо сосредоточиться на работе мэра и забыть о Иоффе, либо вести с ним переговоры, оставив свой пост. По воспоминаниям самого Нагата, Гото без тени колебания ответил ему, что мэром способен быть каждый, а добиться успеха на переговорах с Советской Россией может только он.[91]
29 января Иоффе в сопровождении жены, сына и двух секретарей Ильи Левина и Сергея Шварсалона [Возможно, Сергей Константинович Шварсалон, пасынок известного поэта Вячеслава Иванова, но проверить это пока не удалось.] прибыл в Нагасаки, а 31 января в Иокогама. Там, пока он осматривал город, полиция вскрыла и бесцеремонно обшарила его багаж. Гость заявил резкий протест во время первого же разговора с Гото, состоявшегося 1 февраля в токийской гостинице Цукидзи-Сэйотэн. В остальном встреча прошла дружески, а Гото приложил все усилия, чтобы впредь оградить гостя от возможных неудобств и неприятностей [Однако в пространном письме (на английском языке) в адрес Гото от 7 февраля Иоффе в самых решительных выражениях жаловался на отношение к нему японского правительства, заявляя, что еше нигде за границей не встречал столь недружелюбного приема.[92] Возможно, это был дипломатический ход с целью побудить Гото к более активным действиям или уступкам; возможно – результат болезни и вызванной ей депрессии.].
Популярность Иоффе у японской общественности росла с каждым днем. «Прием Гото, прессой, народом выше ожиданий, встречали тысячные толпы», – телеграфировал он в Москву 7 февраля, хотя двумя строками ниже писал о «совершенно недопустимом» отношении к нему властей. Советские историки обычно акцентировали внимание на том, что визит представителя «первой страны победившего пролетариата» восторженно приветствовали левые круги, не забывая и о внимании к нему прессы. Радость левых естественна и понятна, так как приезд Иоффе работал на их престиж, но вес этих сил в общественном мнении тогдашней Японии был невелик. Газетная кампания была организована Гото и его единомышленниками, стремившимися к извлечению максимальной политической выгоды из переговоров. Но и в лагере «правых» не было единого отрицательного отношения к советскому гостю.
Большинство традиционных правых, выступавших за колониальную экспансию и борьбу с коммунистическим движением, были решительно против приезда Иоффе и нормализации отношений с СССР, в котором видели продолжателя экспансионистской политики царской России и, следовательно, опасного конкурента, а также рассадник «коммунистической заразы», угрожавшей внутренней стабильности Японии. Они устраивали шумные манифестации, разбрасывали листовки, пытались запутать тех, кто встречался с советским гостем. 5 и 28 апреля члены Японской антибольшевистской лиги совершили два налета на дом Гото, ранив в ходе второго его старшего сына (и близкого помощника) Итидзо.[93] Такие настроения были сильны в крупнейших националистических организациях «Общество черного океана» и «Общество реки Амур». Однако лидер последнего Утида Рехэй, обладавший огромным авторитетом в националистических кругах, высказался за сотрудничество с СССР в деле противостояния европейско-американской экспансии в Азии, как несколькими месяцами ранее это сделал Сунь Ятсен. Что касается опасности ведения Москвой коммунистической пропаганды в Японии, то Утида, во-первых, считал отказ от нее, т.е. от вмешательства во внутренние дела другой страны, непременным условием нормализации отношений, а во-вторых, будучи исключительно высокого мнения об идейных и моральных качествах японского народа, был уверен в том, что настоящих японцев эта «заморская ересь» не соблазнит.
91
Нагата Хидэдзиро. Гото сан то ватакуси. (Гото и я) // Варэра но сирарэру Гото Симпэй хаку, с. 40.
92
Впервые: Lensen G.A Japanese Recognition of the USSR, p. 90-103; перепечатано: НГБ. Тайсе 12 нэн. (1923 год). 1978. Т. 1.