Не было единого мнения и у японских дипломатов, которые, оставаясь как бы в стороне от переговоров, стремились контролировать их. Атлантистский круг Утида-Мацудайра опасался отрицательной реакции США и Великобритании, отношения с которыми и так складывались не лучшим образом. Токийский корреспондент газеты «Дойче альгемайне цайтунг» 16 февраля комментировал геополитический аспект происходящего: «Во всей Азии сильно соперничество Англии с Россией. Поэтому соглашение Японии с Россией противопоставило бы Японию Англии, а тем самым англо-американскому блоку, созданному в Вашингтоне. На это Япония не может отважиться ввиду своего современного политического положения».[97] Иной позиции придерживались группа, идеологом которой был уже упоминавшийся посланник Каваками (японская миссия в Варшаве была одним из немногих «окошек», через которые шли контакты с Советской Россией). 1 февраля он направил Утида специальное послание, в котором настаивал на возобновлении переговоров с Москвой.[98] Вернувшись в Токио и не найдя поддержки в министерстве, посланник начал публично критиковать политику своего начальника и выразил желание лично встретиться с Иоффе, на что последовал немедленный запрет. Впрочем, имевшийся у него опыт контактов с советскими дипломатами вскоре пригодился – на новой стадии переговоров с Иоффе официальным японским представителем был назначен именно Каваками.
Переговоры Гото-Иоффе не раз описаны в литературе, поэтому мы можем воздержаться от пересказа их хронологии: кто, кому, когда передал какой меморандум и как ответила на это вторая сторона. Попробуем выделить наиболее важные моменты, выходящие за рамки фактографии. Выступая как частное лицо, Гото вел переговоры от имени японского правительства, поскольку все его предложения и ответы были согласованы с премьером Като. МИД Японии не принимал участия в переговорах, но Гото в течение всего времени регулярно информировал Утида об их ходе и содержании, пересылая министру записи бесед с советским представителем и письма от него. Москва выдвинула требования равноправия сторон, юридического признания СССР, а не только установления торговых отношений, и эвакуации Северного Сахалина, о продаже которого не могло быть и речи. Токио в принципе соглашался на вывод войск с Северного Сахалина при условии допущения к эксплуатации его природных богатств и признания Россией моральной и материальной ответственности за «Николаевский инцидент» (Иоффе ответил контрпредложением об аналогичных извинениях за действия японской армии в Сибири и на Дальнем Востоке во время интервенции). Ставился японской стороной и вопрос о «царских долгах», но Иоффе, сославшись на позицию Москвы на Генуэзской конференции годом раньше, отвел эти претензии. Перед глазами японских политиков мог стоять и пример Германии, которая решилась на заключение Рапалльского договора с РСФСР путем взаимного отказа от материальных претензий. Иными словами, Советский Союз преследовал прежде всего политические цели (признание новой власти и освобождение своей территории), в то время как Япония – экономические.
24 апреля, т.е. почти через три месяца после прибытия в Японию, Иоффе, наконец, получил официальное разрешение на пользование шифроперепиской. До этого он отправлял телеграммы в Москву или Пекин обычным путем, записывая русские слова латинскими буквами. Копии этих телеграмм и ответов на них вместе с японскими переводами сохранились в архиве МИД Японии, так что содержание их не было тайной для противной стороны. Есть там и копии некоторых шифровок, представлявших собой группы цифр, «расколоть» которые японцы не смогли.
25 апреля Гото подал в отставку с поста мэра Токио, объявив, что отныне желает сосредоточиться исключительно на японо-советском диалоге. Однако обеспечение нормального хода переговоров поставило на повестку дня вопрос о придании им официального статуса, за что выступали и Гото, и Като. Не занимая государственных постов, Гото отказался от дальнейшего участия в переговорах, с тем чтобы японское правительство назначило официального представителя. Отчасти это был внутриполитический компромисс с Утида, который не хотел отдавать возможные лавры политическому конкуренту. Премьер Като придумал оригинальный ход, предложив начать переговоры «с чистой страницы», неофициальные, но через специально уполномоченных представителей. Москва назначила Иоффе, Токио – Каваками.[99]
99
Японские документы: НГБ. Тайсе 12 нэн. Т. 1, с. 371-453. История переговоров: Lensen G.A. Japanese Recognition of the USSR, ch. 4.