ГЕНДЕЛЬ. Только спустить с лестницы, как того служку.
ШМИТ (выходит вперёд, тяжело дыша, но стараясь сохранить достоинство). В последний раз, господин Гендель.
БАХ (желая их помирить). Он не нарочно.
ШМИТ. Очень даже нарочно.
БАХ. Всего лишь недоразумение.
ШМИТ. Я очень хорошо понимаю господина Генделя.
БАХ. Внезапный приступ.
ШМИТ. И так все тридцать лет.
БАХ. Господин Гендель сожалеет о случившемся.
ШМИТ. Ни о чем он не сожалеет, этот мистер Хандель. Он всегда был таким, не умел владеть собой. Чудовище. Типично для человека, привыкшего к успеху. Слишком много успеха, слишком много денег и слишком много славы...
БАХ. Успокойтесь.
ШМИТ (кричит). Когда человек получает всё, что ни захочет!
БАХ. Хотите водки?
ШМИТ (тихо). Вы совсем другой, господин Бах - бедный, но порядочный. Это заметно и по вашей игре. Вот это искусство. Оно такое же доброе и порядочное, как Вы сами (бросает ядовитый взгляд на Генделя). Впрочем, мне стоит серьёзно подуматься о том, чтобы бросить эту работу.
ГЕНДЕЛЬ (вздрагивает, боязливо). Шмит, ....
ШМИТ. Желаю приятного аппетита, господа (с королевским достоинством направляется к двери и подчеркнуто медленно и тихо закрывает её за собой. Бах и Гендель, не отрываясь, смотрят ему вслед. Хлопка двери не последовало).
ГЕНДЕЛЬ (тихо) Даже дверью не хлопнул (падает в кресло). Если вдруг он уйдёт навсегда, ....Он единственный, кто у меня есть. Когда буду старым, беспомощным, слепым, ....
БАХ (утешая его). Он останется.
ГЕНДЕЛЬ (кивает). Наверное, скорее всего. По крайней мере, до сих пор он каждый раз оставался: после каждого объявления об уходе.
БАХ (направляется в глубину сцены). Паштета жалко.
ГЕНДЕЛЬ (пытается встать). Надо бы убрать...
БАХ. Ничего, я сам.
ГЕНДЕЛЬ. Я вызову Шмита.
БАХ. Он как раз пишет заявление.
ГЕНДЕЛЬ. Не трудитесь.
БАХ. Я привык к работе (собирает остатки паштета).
ГЕНДЕЛЬ (снова садится в кресло.Тихо). Слишком много успеха, слишком много денег, слишком много славы. Шмит прав: я чудовище. Это заметно и по моей музыке.
БАХ. Она пользуется успехом.
ГЕНДЕЛЬ (боязливо). Но сама по себе не так уж и плоха, Вы не находите?
БАХ. Гомковата слегка.
ГЕНДЕЛЬ (упрямо). Но только не в «Мессии».
БАХ. Как раз-таки в нём – взять хотя бы «Аллилуйя».
ГЕНДЕЛЬ. В вашей музыке мне тоже не всё нравится.
БАХ. Она не бывает слишком громкой.
ГЕНДЕЛЬ. И моя не бывает.
БАХ. Ваша – всегда.
ГЕНДЕЛЬ (переходя на ор). Так говорят только мои враги !! (вздрагивает).
БАХ. Вот, Вы и опять разволновались (кладет остатки паштета на тарелку, пробует). С миндалём. Право, жаль.
ГЕНДЕЛЬ (с трудом поднимаясь с кресла). Шампанского хочется.
БАХ (с жаром). Настоящее шампанское?
ГЕНДЕЛЬ (направляясь к столу с напитками). Мой любимый напиток.
БАХ. И мой.
ГЕНДЕЛЬ. Я позволяю его себе каждый день.
БАХ (со вздохом). А я себе - никогда.
ГЕНДЕЛЬ (берёт бутылку, со смехом). Бедный, но порядочный.
БАХ (мрачно). Так будут говорить всегда, во все времена: бедный и порядочный господин Бах. Что заметно и по его музыке.
ГЕНДЕЛЬ. А о том, сколько я выпил шампанского, будут рассказывать даже тогда, когда навсегда забудут мои оперы..
БАХ (с досадой). А у меня ведь тоже есть танцевальная музыка.
ГЕНДЕЛЬ (с досадой). А у меня - «Мессия».
БАХ (подходит к клавесину). Поклонников это не заинтересует.
ГЕНДЕЛЬ (с жаром). Защити нас, Господи, от поклонников.
БАХ (садится за клавесин). Разумная просьба.
ГЕНДЕЛЬ (со вздохом). Увы, лишь просьба.
(Бах негромко импровизирует на мотив «Аллилуйя»).
ГЕНДЕЛЬ (вслушиваясь). Из моего « Мессии».
БАХ. Совсем неплохо.
ГЕНДЕЛЬ. Погромче, пожалуйста.
БАХ. И так достаточно громко.
ГЕНДЕЛЬ. Разве так можно хоть что-то услышать? Давайте–ка я сыграю (ставит бутылку из под шампанского на клавесин, садится за инструмент и начинает очень громко играть один из Канонов Баха). Вот так это должно звучать. И только так.
БАХ (вслушиваясь). Мой Канон.
ГЕНДЕЛЬ. Замечательно.
БАХ. Потише, пожалуйста.
ГЕНДЕЛЬ. Он должен быть слышен.
БАХ. Он и так слышен - тому, кто хочет слышать.
ГЕНДЕЛЬ. Мы всегда слышим лишь то, что хотим услышать: только Бах либо только Гендель. Либо Гендель, либо...(останавливается). Вот, если бы музыка каждого из нас пользовалась успехом у всех... тогда бы в мире звучала самая прекрасная музыка (встаёт, берёт бутылку шампанского и подходит к креслу). Но, увы: тот, кто любит кантора у святого Фомы, тот ненавидит чудовище, а кто восхищается чудовищем, не разбирается в музыке кантора у Фомы. И так будет всегда: для кого-то один из нас будет истинным гением, а для кого-то – другой.
БАХ. Всегда: либо один, либо – другой.
ГЕНДЕЛЬ. Вечно – одно и то же.
БАХ. Вечность...
ГЕНДЕЛЬ. Она превратит нас в непримиримых врагов (открывает бутылку). За нашу вечную вражду, господин Бах.
БАХ. Прошу Вас, господин Гендель.
ГЕНДЕЛЬ. Георг Фридрих.
БАХ. Простите?
ГЕНДЕЛЬ. Меня зовут Георг Фридрих.
БАХ (запинаясь). А меня –Иоганн Себастьян.
ГЕНДЕЛЬ (вставая). Кого вечность осудила к вражде, тот хотя бы в этом мире должен дружить. Ваше здоровье, Иоганн Себастьян.
БАХ (стесняясь). Ваше, господин Гендель.
ГЕНДЕЛЬ. Георг Фридрих.
БАХ. Мне бы тоже глоток (останавливается, потом продолжает решительно), Георг Фридрих.
ГЕНДЕЛЬ (на мгновение запинается, потом торопливо). Конечно, разумеется, сейчас, господин Бах.
БАХ (с достоинством). Иоганн Себастьян.
ГЕНДЕЛЬ. Именно это я и хотел сказать (подходит к столу с напитками).
БАХ (облизывая губы). Настоящее шампанское.
ГЕНДЕЛЬ (наливая два стакана). Это замечание про самую лучшую музыку я уже слышал. Только давно: так говорили про меня и Бонончини.
БАХ. Великий композитор.
ГЕНДЕЛЬ. Средний. Но наша дуэль, и правда, была великолепна.
БАХ. Вы....
ГЕНДЕЛЬ (напоминая). Иоганн Себастьян.
БАХ. Ты снова дрался на дуэли?
ГЕНДЕЛЬ. С Бонончини? Да, но оружием были наши оперы. Он писал одну, и я одну, потом опять он, потом опять я, и так это продолжалось сезон за сезоном. На моих операх присутствовали его друзья, чтобы освистывать их, а на его приходили мои враги, чтобы выражать ему своё восхищение. Но всё было очень весело. Театр всегда переполнен. И полный сбор. Им восхищались, мной восхищались (резко обрывает речь).
БАХ (испуганно). Что с тобой?
ГЕНДЕЛЬ (медленно). Мной восхищаются. Тобой восхищаются.
БАХ (печально). Мной - нет.
ГЕНДЕЛЬ. А мной - всё реже. Но если бы мы с тобой решились на дуэль, ...
БАХ. Георг Фридрих, ....
ГЕНДЕЛЬ. ...как тогда я и Матиссон. Представляешь, тогда весь город собрался на его занудную «Клеопатру».
БАХ (с опаской). Я не хочу никакой дуэли.
ГЕНДЕЛЬ. С нашими операми в качестве оружия.
БАХ. Я не пишу опер.
ГЕНДЕЛЬ. Этому можно научиться. Очень даже просто. Любовь – в мажоре, смерть – в миноре. А в финале обязательно хор.
БАХ. В Лейпциге нет оперного театра.
ГЕНДЕЛЬ. В Лейпциге? Твои оперы будут ставить в Лондоне, в Париже, в Венеции. И каждый раз – сразу после моей оперы. А между ними оратория, это успокаивает.
БАХ (посмеиваясь). Право, не знаю.
ГЕНДЕЛЬ. Давай, сразимся на дуэли. Пока ещё это нам выгодно. И вечность тут не при чём.
БАХ. Ну, если ты так считаешь....
ГЕНДЕЛЬ. Искусство - борьба. Жизнь - дуэль. Давай, поборемся. Нашим общим оружием. Для начала исполним «Страсти по Матфею»...
БАХ (с восхищением). В Лондоне.
ГЕНДЕЛЬ (в раздумье). В сюжете, правда, много христианских мотивов. Так что евреи, пожалуй, не придут. А нравоучения не понравятся дамам (пожимает плечами). Ну, да ладно, ничего, справимся и без них. Вставлю туда «Гимн королю».
БАХ. А я здесь исполню «Мессию».
ГЕНДЕЛЬ. В церкви Святого Фомы?
БАХ. Или в Галле.
ГЕНДЕЛЬ (тихо, с тоской). У меня на родине.
БАХ (в раздумье). Конечно, музыка скорее светского характера, к тому же напоминает оперу.