Б. Но иногда это бывало в тягость. К примеру, зимой, когда надо было выйти на мороз и, как принято, петь рождественские песенки под окнами соседей.
Г. А я в это время сидел в комнате , прижавшись носом к оконному стеклу, и смотрел, как мимо шли дети, шли и пели...Мне так хотелось оказаться с ними, там, где звучала музыка и песни. Но позади стоял отец с палкой, чтобы, чуть что, выбить из меня музыкальную дурь. И так — каждый день, пока я не сбежал. Да, сбежал. Убежал с родины: в Гамбург, в Италию, а потом и в Лондон.
Б. (жуя артишок) Видимо, Вы поступили правильно.
Г. (вздрогнув) Правильно?
Б. Тут нелегко найти работу.
Г. (мрачно) Всем, за исключением человека, которого зовут Пах.
Б. (эмоционально) Бах, господин Гендель, Бах.
Г. (раздражённо) Или Бах. Какая разница.
Б. Хотя когда-то наша фамилия, действительно, писалась как Пах.
Г. (в ярости) Меня не интересуют Ваши предки.
Б. (в испуге) Господин Гендель, ...
Г. (спохватившись) Какая разница: зовут ли человека Пах или Бах или Гендель. Мне совершенно всё равно. Единственно, что имеет значение, так это — на что способен тот или иной человек. Не правда ли?
Б. (сконфужено) Конечно, без всякого сомнения.
Г. Возьмите соус.
Б. Что?
Г. Артишоки поливают соусом. Иначе они потеряют вкус.
(Бах послушно возвращается к буфету. Гендель тем временем пододвигает к себе стул Баха и кладёт на него ногу. Складывает руки на затылке).
Г. Что за жизнь - служить кантором на родине?
Б. (наливая соус себе в тарелку) Вам это на самом деле интересно?
Г. (беззастенчиво зевая) Ужасно.
Б. (идёт к своему стулу, но увидев, что он он занят, останавливается на полдороги, явно в недоумении) Я руковожу хором и должен сочинять кантаты. К Пасхе, бывает, заказывают даже Страсти.
Г. (тихо) «Страсти по Матфею».
Б. (радостно) Как? Вы с ними знакомы?
Г. Не в меньшей мере, чем Вы — с моим «Мессией»? (поднимает бутылку) За родину, господин Бах!
Б. (поспешно хватает стакан) За Вас!
Г. За Ваше членство в обществе музыкальных наук! (пьют). Вам устроили прекрасное торжество. Речи и всё прочее, что полагается. Хорошая музыка.
Б. Она Вам понравилась?
Г. Неплохо.
Б. Небольшой канон, всего навсего, но меня воодушевлял сам принцип.
Г. Принципы — вещь забавная.
Б. Могу пояснить. Хотите, сыграю: прямо сейчас?
Г. (в испуге снимает ногу со стула) Не надо, не беспокойтесь.
Б. Это не займёт много времени. Мне просто хочется услышать Ваше мнение.
Г. (со вздохом) Любое — на выбор.
Б. (часто моргая) Кажется, тут где-то был клавесин?
Г. (с неожиданным участием) У Вас сильная близорукость?
Б. (трёт глаза) С годами всё хуже.
Г. (тихо) Всё хуже.
Б. Наверное, в конце концов, я ослепну.
Г. Ослепнете?
Б. Многие из моих предков ослепли.
Г. (запинаясь) И-и...как это происходит? То есть, я хочу спросить, как это начинается.
Б. Чёрные пятна перед глазами, головокружение.
Г. Головокружение?
Б. (садится и принимается за еду) Довольно противно.
Г. очень даже.
Б. (с набитым ртом) Вам тоже такое знакомо?
Г. С той самой поры, как со мной случился удар.
Б. (макая артишок в соус) У Вас был удар?
Г. (встаёт, выходит на авансцену) Совсем лёгкий. Я давно оправился. Но какое мерзкое ощущение — лежишь без движения, беспомощный и одинокий. А в театре тем временем царит полный хаос, враги и недруги острят ножи, самый преданный друг исчезает, прихватив кассу. Жуткое, отвратительное ощущение! Вам ведь тоже такое знакомо?
Б. Откровенно говоря, нет.
Г. Я имею в виду состояние человека, прикованного к постели?
Б. Нет, вряд ли.
Г. Вы что же, никогда не болели?
Б. (продолжает жевать) Никогда.
Г. (с коротким смешком) Вам никогда не приходилось руководить театром. (понизив голос) Темнота вокруг, и оттуда надвигаются призраки...
Б. (отрываясь от тарелки, с удивлением)) Какие призраки?
Г. Да какие угодно: в сбившимся парике и потёртом сюртуке, к примеру.(Бах в испуге ощупывает свой парик) Двигаешься навстречу опасности, сражаешься с ними, побеждаешь, изничтожаешь их одного за другим...(опоминается; спохватившись) Прошу прощения.
Б. (тихо) Поэтому Вы и приехали в Лейпциг?
Г. (вздрагивает) Как Вы сказали?
Б. Из-за призраков?
Г. (торопливо) Нет, конечно, нет. За призраками не угонишься. Они сами являются из темноты. (громко) Давайте сюда Вашу тарелку. Теперь я угощу Вас по собственному выбору.
Б.(с поклоном) Вы так любезны.
Г. (берёт тарелку у Баха, подходит к буфету) Исключительно из соображений самозащиты, мой дорогой: умираю с голоду, глядя, как Вы аппетитно едите.
Б. А всё-таки почему Вы отправились в Лейпциг?
Г. (бормочет себе под нос) Свежие сморчки, ...(громче, но по-прежнему рассянно) Из-за Вас.
Б. Из-за меня?
Г. (вздрагивает) Как?
Б. Вы сказали «из-за меня»?
Г. (торопливо) Конечно, конечно. (бормочет под нос) Шампиньоны...(громко) Как бросить старого коллегу одного в такой великий для него час?!
Б. (обиженно) Не такой уж я и старый.
Г. И кроме того, я приехал по делам. Я часто путешествую по делам. (бормочет под нос) Маринованная спаржа. (громко) Беспокоюсь о театре - многие уже состарились...(бормочет под нос) Ветчина, и неплохая...(громко) Нужна новая поросль, причём срочно. (бормочет под нос) Так-так, и ещё чуть-чуть майонеза. (громко) Публика требует — ей подавай свежеего мяса. (ставит тарелку перед Бахом). Вот теперь ешьте на здоровье
Б. (несколько раз торопливо кланяется) Спасибо, спасибо. Премного благодарен.
Г. (доверительно, склонившись над ним) Здесь, в Лейпциге, вряд ли найдётся что-либо стоящее? Я хочу сказать: в местной опере? Там ведь нет талантов, которые стоило бы переманить к нам?
Б. В Лейпциге нет оперного театра.
Г. Нет оперного театра?!
Б. Был, но его закрыли.
Г. (с коротким смешком) Дорогой мой, в Лондоне ежедневно закрывают один из оперных театр, и в тот же день открывают новый.Такой уж это город — Лондон.
Б. (с почтением) Наверное, очень красивый город?
Г. Очень некрасивый, но большой. И жестокий. Город-зверь. Ежедневно требующий подкормки. (смеётся) «Мессия» пришёлся ему не по вкусу: ведь он взывает к набожности, а когда исполнялась «Аллилуя», приходилось вставать, демонстрируя приличествующее моменту благочестие. Нет, это всё не для Лондона.
Б. (запихивая в рот кусок ветчины) Жаль.
Г. (в задумчивости) А мне, собственно, было всё равно, полюбился ли им мой «Мессия» или нет. Странно, но я не переживал. В какой-то момент мне вдруг показалось, что я очутился в Галле, в местном соборе, и собравшиеся там люди встали меня поприветствовать.