БАХ (подняв глаза от тарелки). Извините.
ГЕНДЕЛЬ (сухо). С удовольствием, господин Бах.
БАХ. Букету Арнского все же не хватает чуть-чуть легкости. А не найдётся ли у вас сухого Франкского, но не слишком сухого?
ГЕНДЕЛЬ (сглатывает от неожиданности, но отвечает подчеркнуто вежливо). Пожалуйста (направляется к столу с напитками и долго наливает из бутылки в стакан. Бормочет под нос). Вцепился в мантию. Стоял на коленях перед королём, потом поехал за ним. Да, так я и делал. И ещё многое другое. Но я должен был это делать. Ради искусства. Ему не обойтись без власти, а власти, в свою очередь, - без него. Только она об этом не подозревает, вот и надо говорить, надо кричать об этом - в самое ухо кричать ей об этом, пока она не поймет (возвращаясь к столу, подносит стакан Баху). Вот сухое Франкское, господин Бах.
БАХ (дегустируя вино). Сорок второго года?
ГЕНДЕЛЬ. Сорок третьего.
БАХ (оценивающе, качая головой). И все же слегка...букет почти...
ГЕНДЕЛЬ. Но ведь не слишком сухое, согласитесь?
БАХ. Сорок второго всё же получше. Впрочем, и сорок третьего вполне приемлимо (поднимая стакан). За Ваше гостеприимство, господин Гендель. Ваше здоровье!(пьет).
ГЕНДЕЛЬ (резко обернувшись, начинает расхаживать по комнате, бормочет под нос). Моё здоровье, моё здоровье...оно никого не волнует, а меньше всех – самого меня (громко). Моё дело - искусство, а не здоровье. Я готов на все ради искусства (почти кричит). На всё, господин Бах (тише). Клянчить у князя титул - это даже смешно. Какая польза от этого князю? Ему нужны ценности. Лучше всего, отдать самого себя или своё искусство. Я позволил вице-королю Неаполя написать ничтожные стишки для «Агриппины» только для того, чтобы он разрешил мне поставить её в своем театре.
БАХ (с уважением). Разумно.
ГЕНДЕЛЬ. Я сочинил музыку к дню рождения королевы, хотя ни к чему я не был более равнодушен, чем ко дню рождения этой старой девы.
БАХ (наморщив лоб). Не слишком достойный поступок.
ГЕНДЕЛЬ. Зато двести фунтов и поручение написать «Утрехтский Тедеум».
БАХ (с уважением). Ну, тогда другое дело.
Гендель. Я и понятия не имел, при чём тут, собственно говоря, Утрехт. Но выполнил заказ за два дня.
БАХ. Вы трудолюбивы.
ГЕНДЕЛЬ. Я прославлял трусов, делая из них героев, поражения превращал в победы и вместо мира воспевал войну.
БАХ (с упрёком). Пожалуй, Вы зашли слишком далеко.
ГЕНДЕЛЬ (переходя на крик). Да, я зашёл слишком далеко. Я всегда захожу слишком далеко – в деньгах, в еде, в отношении самого себя. Но ни в чем я не зашёл так далеко, как в игре со властью. Своим искусством я покорил власть. Я заключил её в объятья. И в этих сладострастных объятьях мы совокупляемся на грешной кровати, название которой - музыка
(Бах шокирован, он откашливается). Всё это далось мне не так-то легко, но зато я – король музыки. Поначалу были и другие, так называемые, «короли» - эти бандиты от музыки, от которых за версту несет пивом. Но первый стал моим другом, и второй тоже, а третий ещё будет моим другом.
БАХ (деловым тоном). Связи имеют значение, при определённых условиях.
ГЕНДЕЛЬ. Однако, все неприятности, связанные с этими бандитами, меркнут перед тем ужасом, который внушает мне публика. Публика - вот истинная и единственная власть, перед которой нельзя не дрожать всю жизнь.
БАХ (с отвращением). Отвратительно.
ГЕНДЕЛЬ. Чистое варварство. Эта свора требует корма и получает его, а мы и есть этот самый корм. Нас бросают на съедение этой своре. Важно лишь одно: будет она нас есть или нет.
БАХ (брезгливо). Воистину, отвратительно.
ГЕНДЕЛЬ (глухо). Этот страх преследует меня от перед каждым представлением. И я ничего не могу тут поделать. Только бы не выдать себя, потому что свора уже наготове. Приходится бороться и побеждать... Аплодисменты, очередной триумф, крики «да здравствует милый саксонец!» После чего чувствуешь себя легко и свободно.И так до следующего раза.
БАХ (глухо). Как в аду.
ГЕНДЕЛЬ. Все мы подобны шлюхам, господин Бах. Так же навязываем себя, и если вдруг никто нас не захочет, впадаем в панику: караул! мы пропали! всё кончено, и обртно в канаву – до следующего выступления.
БАХ (запинаясь). Такого мне не пришлось пережить.
ГЕНДЕЛЬ. Поэтому Вы и остались всего-навсего кантором у святого Фомы.
БАХ (спокойно). Уже кое- что.
ГЕНДЕЛЬ (переходя на крик). Маленький кантор у святого Фомы!
БАХ (кладет вилку и нож, отталкивает тарелку, долго вытирает рот салфеткой и тщательно её складывает). Очень вкусная рыба.А теперь позвольте...
ГЕНДЕЛЬ. Что Вам теперь угодно?
БАХ. Трубочку. Единственную роскошь, которую может себе позволить кантор у Фомы (встаёт, достаёт из кармана штанов табак и трубку и набивает её. Набивая трубку). Для этого не стоило ни вцепляться в мантию, ни гоняться за бандитом, от которого воняет пивом (подходит к подсвечнику на стене, раскуривает трубку от пламени свечи). Ему безразличен день рождения королевы, он может позволить себе ни на что не обращать внимания, особенно на публику (выходя вперёд). Моя музыка принадлежит только мне.
ГЕНДЕЛЬ (шипит). И где же она звучит?
БАХ (стучит пальцем себе в грудь). Здесь, господин Гендель.
ГЕНДЕЛЬ (со смехом). Довольно простой театр.
БАХ. Зато хорошо посещаемый (одевает сюртук и парик). Сижу я в комнате у Святого Фомы – там, где обычно работаю. Откуда-то издалека доносятся крики детей, жена распевает песню, а я играю и чувствую себя счастливым, работая над каноном или над арией. Какое удовольствие! Какое небесное наслаждение! А Вы, господин Гендель, играете просто так, ради удовольствия?
ГЕНДЕЛЬ. Я не ребёнок.
БАХ (выходит вперёд, попыхивая трубкой. Гендель расхаживает по комнате). А я иногда позволяю себе быть ребенком. Никто не рисует меня с головой свиньи, а людям всё равно, чем я питаюсь и кто я такой. Порой им, возможно, и не нравиться моя музыка. Но с политикой это никак не связано. Мировая история не интересуется мной, и я мало ей интересуюсь, а мои враги – они лично мои враги. А когда мне нужно взять крепость, я поступаю очень просто: клянчу себе титул у курфюрста. Он мне не друг. Друзей я выбираю себе сам. И среди них нет ни одного бандита, от которого несёт кислым пивом.
ГЕНДЕЛЬ (останавливаясь, в упор смотрит на Баха).
БАХ. Я не валяюсь на грешной кровати, и никому не навязываюсь. Зато я сижу за органом у Святого Фомы, и во мне звучит моя музыка - мои «Страсти по Матфею». Я вижу Храм, Крестный путь нашего Господа, я слышу крики «осанна!» и «распни его!», и в тот момент я нахожусь там, на Голгофе. И это не имеет никакого отношения к моему ничтожному гонорару (Гендель в ярости отворачивается. Бах, вынув трубку изо рта, продолжает с мрачным видом). Конечно, это не приносит денег, ни гроша (неожиданно переходит на крик). А знаете, сколько я получил за «Страсти по Матфею»? Ничего я не получил, господин Гендель. Ни копейки.
ГЕНДЕЛЬ (оборачивается, указывая пальцем на Баха). Потому что Вы - дилетант, господин Бах.
(Застывают в своих позах, как в стоп-кадре. Резко и громко звучит «Алиллуйя».
Занавес быстро опускается).
СЦЕНА ТРЕТЬЯ.
Звучит «Алиллуя». Занавес поднимается. Оба персонажа находятся в прежних позах. Музыка обрывается. Гендель опускает руку, трёт глаза. Бах подходит к столу и вытряхивает трубку на тарелку).