Впрочем, глядя на наивных и невежественных московитов, устроивших настоящий парад государей в последние годы, трудно было сохранять сдержанность. Карл IX, осведомляясь у новгородского воеводы по поводу того, кто сейчас является царем на Руси, сорвался и принялся выговаривать русским, меняющим своих правителей так же часто, как зайцы — цвет: «…летом он серый, а зимой он белый». Примеру монарха следовали его представители в пограничных крепостях. Наместник в Улеаборге Исаак Баем упрекал игумена Соловецкого монастыря, не стесняясь в выражениях. Русские люди, по его мнению, так часто свергали своих государей, что литовцы скоро им всем головы разобьют, и следовало стыдиться, выбирая в цари всякого негодяя, которого им приведут литовцы. «Сами поляки четко и откровенно говорят, что он — не настоящий Дмитрий и что они могут за одну ночь выпекать по 15 таких бродяг», — пытался вразумить нарвский наместник ивангородского воеводу. Но письменные убеждения шведов не действовали на русские пограничные крепости, присягнувшие второму Лжедмитрию. На шведскую пропаганду оттуда огрызались, что Васька Шуйский продался шведам, хочет ввести «лютерскую» веру в России и потому верные ему русские отдались сатане и его слугам.
«Значит, Шуйский жив и еще не потерял престола», — заключили в Швеции, изучив эти контрпропагандистские послания. Следовательно, письмо Скопина-Шуйского с просьбой о помощи являлось не частной новгородской инициативой, оно было продиктовано из Кремля.
В ноябре 1608 года королевский секретарь Монс Мортенссон, прибыв в Новгород, заключил от имени шведского короля предварительное соглашение об оплате и составе вспомогательных войск. Стороны договорились, что Швеция предоставит три тысячи пехоты и две тысячи всадников. Одновременно в Лифляндии, где война несколько утихла, вовсю шла вербовка иностранных наемников для похода в Россию. Королевский комиссар привлекал солдат со всей Европы, успевших повоевать и на польской, и на шведской стороне, гарантируя высокое жалованье и возможность беспрепятственно грабить в неповинующихся царю районах. «Царь обещает платить конному 25 далеров, а пешему солдату — 12 далеров в месяц. Платить начнут сразу после перехода русской границы!» — вешали вербовщики в лифляндских кабаках и на площадях разрушенных войной городов, угощая пивом за счет казны ободранное и обнищавшее воинство. Деньги предлагались немалые — более чем в два раза превышавшие обычную шведскую солдатскую плату. Оборванцы с оружием уже чувствовали себя богачами. На 12 далеров можно было купить трех коров, или двенадцать бочек ржи, или четыре бочки пива — в какой ходовой товар ни переводи, получалось много.
Войско собирался возглавить популярный среди солдатского сброда человек: сам главнокомандующий шведскими войсками в Лифляндии граф Мансфельд. «Большому воеводе, графу», как обещали русские на переговорах в Новгороде, они дадут пять тысяч далеров в месяц. Опытным воинам, пропившим и проевшим после увольнения из армии одежду и даже оружие, обещали предоставить экипировку в Або. Туда уже прибыли специальные представители Скопина-Шуйского — стольник Семен Головин и дьяк Сыдавной Зиновьев с казной в пять тысяч рублей, предназначенной на снаряжение войска.