Карелла мысленно отметил, что в настоящее время в этом городе десятки тысяч человек носят белые теннисные туфли — на правой, левой, а также обеих ногах. Правда, Карелла не мог сказать, у скольких из них имелись мастерские в нескольких кварталах от дома, где было совершено зверское убийство.
— Чем могу быть полезен, сэр? — осведомился блондин на костылях.
— Я из полиции, — сообщил Карелла.
— Вот как?
— Детектив Карелла. Восемьдесят седьмой участок.
— Вот как? — снова произнес блондин. Он не попросил гостя предъявить значок или удостоверение, и Карелла не спешил это сделать.
— Я расследую дело об убийстве, — сказал он.
— Понятно… — Блондин проковылял к одному из длинных столов и примостился на краешке, рядом с бронзовой девицей, которая отдыхала, опустив глаза, напоминая позой нагую монахиню. — Сэнфорд Эллиот, — представился блондин. — Для друзей просто Сэнди. А скажите, кого убили?
— Пока мы сами этого не знаем, — отозвался Карелла. — Я как раз и пытаюсь установить личность убитого, хожу по району…
— Когда это случилось?
— В прошлое воскресенье.
— Меня в воскресенье не было в городе, — сказал блондин с некоторой поспешностью. Кареллу удивило, почему его собеседник так поспешил заявить о своем алиби, хотя тема убийства была затронута в самых общих чертах.
— Вот как? Где же вы были?
— В Бостоне. Я там провел уик-энд.
— Бостон хороший город, — сказал Карелла.
— Очень неплохой.
— Так или иначе, я прошу местных жителей посмотреть на фотографию…
— Я тут мало кого знаю, — сказал Эллиот. — Живу в городе с января, да и то больше держусь особняком. Работаю в студии в задней части дома и пытаюсь продавать скульптуры в этом магазинчике. У меня здесь мало знакомых.
— Зато в магазине бывает много народу, — сказал Карелла.
— Да, но я спрашиваю, как их зовут, только если они что-то у меня покупают.
— Понимаю, — кивнул Карелла. — Но, может, вы все-таки взглянете на фотографию?
— Если вам угодно. Хотя, повторяю, я тут мало кого знаю, — сказал Эллиот.
— Вы вообще из Бостона?
— Простите?
— Я понял, что вы родом из Бостона.
— Нет, я вообще-то из Орегона. Но в Бостоне учился. В школе изящных искусств при Бостонском университете.
— И вы, значит, провели там воскресенье?
— Да, ездил навестить друзей. Там их у меня как раз много.
— А здесь мало?
— Совершенно верно.
— Вы повредили ногу до поездки или после?
— До.
— И поехали туда, уже передвигаясь на костылях?
— Да.
— Вы вели машину?
— Нет, меня отвезла одна моя знакомая. Она позирует для меня, — и Эллиот кивком головы показал на скульптуры.
— А что у вас с ногой?
— Несчастный случай.
— Перелом?
— Нет, растянул лодыжку.
— Иногда растяжение бывает хуже перелома.
— Да, доктор мне тоже это говорил.
— А кто ваш доктор?
— А почему вас это интересует?
— Так.
— Мне кажется, доктор тут ни причем, — сказал Эллиот.
— Скорее всего, — согласился Карелла. — Может, вы все-таки взглянете на снимок?
— Послушайте, — вдруг закипятился хозяин. — Вы и так отняли у меня массу времени. Когда вы вошли, я работал. А когда я работаю, я не люблю отвлекаться.
— Понимаю, — сказал Карелла. — Но все же взгляните.
— Что толку. Я все равно этого парня не знаю. Все мои друзья живут в Бостоне.
— Посмотрите, — сказал Карелла, протягивая фотографию Эллиоту.
Тот мельком глянул на снимок и пробормотал:
— Нет, я его не знаю.
Карелла забрал снимок, положил в блокнот, спрятал его в карман, поднял воротник плаща и, сказав «спасибо», вышел на улицу. Там по-прежнему дождь лил как из ведра, и Стив припустил во всю прыть, пока не оказался возле кафе на углу. Войдя внутрь, он немного пофыркал, покачал головой, как это делают те, кто спасается бегством от ливня, потом снял плащ, повесил на вешалку, а сам сел на табурет у стойки. Когда на него обратила внимание официантка, он заказал кофе и пирог с сыром.
Сэнфорд Эллиот его сильно настораживал.
Кареллу настораживали белая теннисная туфля и забинтованная левая нога. Его настораживала та поспешность, с которой Эллиот выложил свое алиби. Его настораживало, что человек на костылях решил совершить путешествие в Бостон, пусть даже кто-то изъявил готовность его туда отвезти.
Откуда Эллиот знал, что убит мужчина? Карелла не успел даже вынуть фотографию, а тот сказал: «Я все равно этого парня не знаю». Он сказал «этого парня». Но Карелла не уточнял, кого убили — мужчину или женщину. И почему он не пожелал назвать имя своего врача?
Кареллу настораживало и что-то еще, но пока он сам толком не мог понять, что именно.
Официантка поставила перед ним кофе, пролив его на блюдце. Карелла сделал глоток, откусил от пирога, потом положил на блюдце салфетку. Внезапно он понял, что еще его настораживало. Он подумал, не имеет ли смысла снова посетить Сэнфорда Эллиота. Если Эллиот действительно работал, когда вошел Карелла, то не исключено, что его натурщица была там же. Карелла решил, однако, поговорить с ней наедине в отсутствие скульптора. Он допил кофе, доел пирог, потом позвонил в отдел узнать, нет ли каких новостей. Мейер Мейер, снявший трубку, сказал, что на имя Кареллы поступил очередной манильский конверт. Карелла попросил его вскрыть корреспонденцию.
— Там самолет, — сказал Мейер.
— Что?
— Фотография самолета.
— Какого?
— Понятия не имею.
Опознание летательного аппарата произвел Коттон Хоуз.
— Это «Зеро», — авторитетно заявил он, стоя перед доской объявлений, где к двум портретам Гувера и двум Вашингтона добавилось изображение японского истребителя 40-х годов. Коттон Хоуз во время Второй мировой служил на торпедном катере на Тихом океане. Надо полагать, он разбирался в японских военных самолетах. Так или иначе, Мейер ему безоговорочно поверил.
— Но почему? — спросил он.
— Убей меня, не знаю. Какая, скажи на милость, связь между портретами Гувера, Вашингтона и фотографией японского истребителя.
— Может, японцы затеяли напасть на ФБР в Вашингтоне? — предположил Мейер.
— Правильно, — кивнул Хоуз. — Шесть эскадрилий «Зеро» на бреющем полете пройдут над Пенсильвания-авеню!
— Новый Пёрл-Харбор?
— Да, начало Третьей мировой, не иначе.
— А что, — сказал Мейер, — ничего другого на ум не приходит.
— Глухой смекнул, что Восемьдесят седьмой — последний оплот Америки, и надеется, что мы протрубим боевую тревогу.
— Вот ты и протруби тревогу, Коттон.
— Знаешь, что я думаю? — сказал Хоуз.
— Ну, скорее говори!
— По-моему, он нас разыгрывает. И между этими фотокопиями нет никакой связи.
— Но зачем тогда он их нам присылает?