Выдумки Лео и Камиллы все же докатились до ушей стариков Дефонтенов и до моей матери. Нам троим была устроена очная ставка с объяснениями и клятвами, что это всё глупости и Бернар вовсе не мой отец. Но зато я узнал другую тайну. Человек с фотографии на буфете тоже не приходился мне отцом. Люси уже была в положении, когда он на ней женился, а настоящим моим отцом был молодой парень, студент, который с друзьями из разных стран провел несколько дней в кемпинге возле нашего городка. «Да-да, хиппи проклятый!» — выругалась бабуля. Это в конце концов подтвердила мне и мамаша. Я мог верить или не верить, но эта история казалась правдоподобной, в любом случае, Бернар не был моим отцом, а я не приходился близнецам сводным братом.
«И не вздумай забивать себе голову ерундой и пытаться отыскать этого парня, Рафаэль, я даже имени его не знаю. Да, сделала глупость, молодая была, тебе что, описание его внешности требуется? А потом я встретила твоего отца, мужчину моей жизни, он настоял, чтобы ты родился, усыновил, вот только не успел воспитать, поскольку быстро умер».
— А вот бабуля с Карьеров говорила…
— Я запрещаю тебе разговаривать с этой сумасшедшей старухой и не хочу, чтобы ты обсуждал мою жизнь с близнецами, понял?
Я-то понял. А вот близнецы? Насколько сильно они верили в басню об общем отце? С какой стати стали бы придумывать сказку о сводном брате, если у них уже есть двое, не считая сестры? Но возвратимся к Тиции.
— Тиция не может иметь детей? — спросил я наугад.
— Она не хочет.
— Но почему?
Ответа не последовало.
Они начинали меня серьезно раздражать. Историю их матери я уже знал из рассказов Люси, стариков Дефонтенов и городских сплетен: сложно протекавшая беременность, преждевременные роды, так как госпожа Ван Брекер, какой бы красивой и подвижной ни выглядела, рожала уже не молодой. Она была старше Бернара лет на десять и больше не хотела иметь детей, возможно, она забеременела лишь по настоянию Бернара, но, так или иначе, появление на свет близнецов не было для нее желанным событием, и они, по-видимому, это остро чувствовали. Ладно, в конце концов, у каждого своя история появления на свет, моя тоже далеко не блестящая, однако я не делал из этого большой трагедии. А уж им-то на что жаловаться? Они богаты, красивы, и, к тому же, их двое.
Внезапно меня озарило, в голове всё прояснилось, пелена спала с моих глаз, и я почувствовал стопроцентную уверенность, что знаю причину.
— Тиция боится, что у нее родятся близнецы?
Округлившиеся глаза, пристальный взгляд — передо мной стояли две статуи.
— Она опасается осложнений?
— …
— Потому что вы на самом деле не двойняшки.
— …
— Вас было не двое, а трое.
— …
Тишина. Как я узнал это?
И вот статуи ожили. Оживленный обмен репликами, словно меня не было рядом.
— Покажем ему? — спросила Камилла.
— Что?
— Вещицы.
— Ты помнишь, где они?
— Там, вместе с твоими рисунками.
Вещицы оказались документами и рентгеновскими снимками шеи и головы — всё это лежало в большом коричневом конверте.
— Вот, видишь?
— Что?
— Краешек зуба.
— Это зуб?
— Да, а вот это — волосок.
Я ничего такого не видел.
— Можешь почитать заключение врачей, если хочешь.
Но я не мог, не мог погрузиться в эти малоприятные бумажки, меня смущала уже одна шапка «Mount Sinai Hospital», и вообще, там все было по-английски.