Вечером того же дня я ползал:
-Зачем я существую? - последний раз перед ним я плакал.
-Сам скажи.
-Не могу, - Я всхлипывал, а было мне тринадцать, кажется. Нет, точно: тринадцать. - я попросту не знаю.
-А никто не знает. Ни я, ни дядь Коля, ни соседи, никто. Кто-то для этого религию придумал, кто-то в нее даже верит, кто-то занимается чем-то даже полезным, вот, мебель строгает, как у нас стоит, ну или макароны лепит. Но зачем все это - никто не знает, Саш.
-Но это сложно, - я, сам того не зная, впадал в какой-то кризис. Слово забылось. Ну, что-то связанное с существованием, папка учил, да не выучил. - мне так сложно это понять.
-Да нет, на самом деле легко, - говорил папка. - просто надо плыть, да и все. Если сопротивляться, то жизнь закончится смертью духовной, а ее допускать нельзя.
-Почему?
-Ну, исправлять все надо. - безумно говорил папка. - Все неправильно ведь. Но я - это я, Сашок. А ты можешь все. Все, слышишь? Захоти только - и ты единственный, кто будет знать, «зачем». Понимаешь, Сашок? Исправлять надо это, - он обводил рукой комнату. - все это, Саша!
На следующий день, сомневаясь и робея, я пришел в зал бокса. Ну, и завертелось. На заброшку больше не ходил - незачем, в общем-то.
Воспитал, в общем, не папка меня - от того только вред один. Чудом избежал лишения родительских прав, хотя женщины из служб приходили, но их он подмазал, уговорил, справки через дядю Костика какие сделал. Бабка с дедом с ним не знаются, да и со мной тоже - история старая, темная, никто не признается. Да и бог с нею, в общем-то. По лицам нашим вроде как видно - пить скоро вместе начнем, хотя мне и не хочется. Соседи, говорю же, ни больше, ни меньше...
А вот заброшку запомнил хорошо, да. Как обессиленно лежал на земле да рыдал, ребенком был - это хорошо помню. Ну, точно - один в один шотландская забава с осами да насилием, не меньше; собаки меня только не кусали, да и то хорошо. Тьфу, привязалась эта история, куда теперь не плюнь, все одно видеть буду. Се ля папка. Литературу он мне всегда выбирал стоящую, вот за что-что, а за это - спасибо. Своеобразную, дикую, непонятную. Говорил, мол, литература есть основа, ну а я пока малой был, не сёк особенно в сути «основы». Вот и вёлся, наказаний страшился. И читал, разумеется, и ни черта не понимал; но как тут отказаться-то, как, когда иначе - слегка даже бьют? Так что делал все то, чего скажет - ну, до того самого дня, когда заброшка да ночь бессонная. Ночь, когда я решил стать Саней Гайсановым, который несмотря ни на чего - ну, и, собственно, наутро им стал.
Папка, папка... вот же персонаж забавный. Как-то даже предложил мне попробовать женщину, одну из мамашек, которая относилась к нам обоим несерьезно - он был ужасно пьян и призывал к моему мужскому естеству, да только я вот не захотел. Жалко мне его тогда стало, и ее, а вот на себя как-то безразлично. Все у меня и без его помощи будет, папка еще обзавидуется. Мне это пока неинтересно. Хотя ладно - мне неинтересно многое, практически все. Кроме улицы да пацанов, да войны, да вина с сигареткой, вот это по-нашему, а остальное-то? Это укладывается в мою систему, что ли, в то, что я называю «контролем». Да, не слово, а огонь. Я контролирую все, что происходит. Не зря пацанов моих зовут гайсановскими, не зря; однажды все переменится, а я буду готов - волком чую.
Но пока что - новый учебный год, черная неизвестность. Улица и дорога до школы - знакомые дворы, люди, закоулки... все это - мое, и таких же моих пацанов, а не чье-то еще. Самая приятная часть дня, ну, когда я снаружи, не заперт в рамки и стены. Когда могу, кажется, все. Когда завидев меня, мелкота разбегается, а старшие кивают - присматриваются наверняка... Ну, здорово, правда здорово! Да еще и солнце это утреннее ласкает. И на речку еще можно после обеда сходить - тренироваться и готовиться к новому этапу нашему на них наступлению...
Денег есть немного - оставил, а сам на работу новую ушел. Механически было:
-Извини, что не показал письмо, что спрятал.
-Ничего, ты не виноват.
Когда накрывал его, пьяного, сам будучи пьяным (вино Казака - чудо, где он только берет его), даже нежность какая на секунду появилась. Но я отогнал. Книгу с пола подобрал да заложил бумажкой. Книги эти... ненавижу, места занимают у нас столько. Как пространственную фигуру ненавижу, сколько раз оступался? Сжечь бы все их, как по воспитанию, авось, поможем миру. К хорошей литературе я равнодушен. А вот плохая занимает слишком много у нас в квартире места.