Но Витя Крамар для меня - никто. Его лицо для меня - чужое, ненужное, не то, которое себе хочу. Вот Славян - он да, смотрит, слушать его любит, соседи почти, мальчишкой за ним бегал, первую сигарету у него из руки взял. Я идейный, но не так. Не хочу я в колонию, как Витя, не поэтично это, папка постарался, подсовывая Шаламова да Довлатова в первый год бокса и улицы. Чувствовал чего? Да не знаю. Но отвадил хорошо, не хочется. Потому и Витю не воспринимаю. Не бьюсь за то, чтобы Вите было хорошо, чтобы он во мне видел чего; бьюсь за пацанов, потому что они во мне спичку изнутри разжигают, ну а остальное вокруг ее гасит. А раз это во мне спички жжет - значит это очень даже ради себя, а не ради Крамара. И получать за себя приятно. И бить в ответку - тоже. Я когда вот так на берегу сижу, когда раны зализываю, когда бьюсь, то вот тогда я живой, кажись. А все остальное время я не тот Саня Гайсанов, ну, который несмотря ни на что...
Большой я до ужаса среди них, хотя вообще-то маленький, что по возрасту, что по досугу. Всего-то и ничего, что улица, чуть дома да школы. Нет большого во мне, ни в душе, ни в делах. Победы - они и то маленькие. Военное преимущество - незначительное, с успехом разным. И особняком школа стоит - сплошная дурость, запудривание, без которого я, наверное, просто не могу. Не здание, ну, со знаниями, а так, средство, чтобы лишние пять часов не занимались этим, беспределом, насилием. Я там на счету особом, чуть не воровском: частый гость директора этот ваш Гайсанов, друг всех комиссий по делам маленьких преступников, центр в осуждающем кругу старых теток. Помню, четырнадцать лет и брюзжание:
-Разбойники. - шипел директор поначалу, яростно, зло и даже особенно страшно. - Вот они кто, малолетние, - он выдержал паузу. - преступники! Он и еще Тувин Слава, одноклассник его. Но ваш, ваш-то!.. Ей-богу, это ни в какие, мы же и так, и эдак...
Я стоял; высоко поднятый лоб, непроницаемо глядел, весь напряженный. Не было тогда ничего из этого, ну, чего сейчас, тогда все в новинку было, в прикол. Встретится с одноклассником в зале и сдружиться, почувствовать силу в кулаке, когда один из «чижей» посмотрел не так, а потом не понял нашего смеха. Вместе с одноклассником толкать его, а после ответного толчка - первый удар, неуклюжий, яростный удар; что-то заставило, ну а что - не знаю, внутри дернуло. Разговор с учителем, слюна летящая. Череда разговоров, праведный гнев - и вот мы вчетвером у приемной, папка не пытается улыбаться маме Славяна, тот недобро на него смотрел. Тогда уже Слава знал все, рассказал я ему, настоящий же друг, как-никак, с которым никогда прежде; которого я так в детстве до ужаса боялся.
А папка плечами жал, и отвечал невозмутимо, ну, слишком даже.
-Ну, подумаешь, подрались, - сказал он. - с кем не бывает.
-Три зуба, - яростно шипел директор. - целых три зуба! Они вдвоем это сделали, это нехорошо, это зло, это, - перешел он на шепот. - преступление! Судить, как...
-Антон Сергеевич, - начал было папка. - Вы так не кричите, поберегите нервы. Мальчик... на то он и мальчик. Вспомните себя - бывало, и в Ваше время так было, ну или не так, а даже хуже, кто же разберет?.. Растут все, взрослеют. Загляните в себя, там наверняка злобы много, страхов, которые Вы как человек взрослый в себе и хороните. А он вот не может. Ему все выплеснуть надо, мальчишка на то и мальчишка, это-то мы уже уяснили...
Я слушал тоже. Удивленный. Папка-то может, всегда мог, чего-чего, а это - всегда мог. Я в этот маленький момент даже им возгордился чуть. Но прошло, отпустило.
-Мальчику трудно. - я пытался было вскричать, оспорить, но он предугадал это, ну, руку на плечо положил. Голос у него был трагичный даже. Слезу только не пустил. - Я постоянно в работе, в делах. Кручусь, чтобы обеспечить его, чтобы преодолеть эту трудность, этот пагубный возраст. Моя любовь слишком мала для него, растущего, и я пытаюсь дать больше, и пропадаю для этого, и он предоставлен сам себе... - голос его как-то изменился. Его слова пробирали меня как-то. После того дня, той печальной истории с заброшкой меня снова проняло, хоть и зарекся-то. - Мальчику трудно, Антон Сергеевич, понимаете?! И он виноват - но невиновен во мне, в вине моей к нему, вот и ищет, и пытается. Внимание, дружбу завести. А где дружба - там компания и смех. А чтобы веселиться, сами понимаете... никуда без этого.