Я смотрю на него через плечо, все еще держа в руках случайно взятый с полки учебник права. Полки от пола до потолка тянутся вдоль боковых стен его кабинета. Здесь пахнет старыми книгами. Темное дерево, коричневая кожа и темно-красный Бомонтовский ковер в кабинете — все указывает на большие деньги не одного поколения, и это именно то, что представляет собой эта комната.
Это и еще всякая чушь собачья.
Ложь и коррупция — вот что поддерживало этот кабинет в его нынешнем состоянии на протяжении многих поколений. Я так долго не хотел видеть правду. Но узнав о том, что сделал мой отец... я больше не могу закрывать на это глаза. Это бесспорный факт и непростительный грех.
Я издаю тихий смешок, не позволяя отцу увидеть, как взволнован.
— В последний раз повторяю, — говорю я ему, захлопывая книгу и ухмыляясь, — этот беспорядок сотворил не я.
Я ни в чем не признаюсь. Даже собственному отцу. В этом городе один промах может отправить тебя в могилу. Как мою мать, например, и как тот хаос, о котором говорит мой отец. Я ему не доверяю. Я больше никому не верю.
Отец сужает глаза, и, прежде чем он берет в руки кружку с горячим кофе, его лицо становится красным. Он держит черную кружку обеими руками, дует, чтобы кофе остыл, явно отказываясь принять мое мнение.
— Тебе бы пришлось пройти через ад…
Я прерываю отца, стараясь не выдать свои эмоции. Это поворотный момент в наших отношениях. Мы меняемся местами, так как теперь нервничает он.
— Нет, не пришлось бы. — Я смотрю ему в глаза и добавляю. — Со мной было бы все в порядке.
Несколько секунд проходят в полной тишине, слышится только звук тиканья больших часов.
— Ты подчистил все не за мной, и мы оба это знаем.
Он первый отворачивается, но вместо того, чтобы раскаяться, на его лице отражается раздражение.
— Тебе еще что-нибудь нужно? — спрашиваю я его.
Единственное, что я хочу, это убраться отсюда к чертовой матери и вернуться на стройку. Этот кабинет напоминает мне о деде, человеке, которого я любил и которому доверял. Но он оказался таким же, как и все остальные влиятельные люди в этом городе. Правитель греха.
— Я устал от того, что ты попадаешь в неприятности, — наконец произносит отец.
Он что, сошел с ума? Это первый раз в моей жизни, когда я по-настоящему контролирую себя. Больше никакой фигни. Последние события отрезвили меня. Когда я был подростком с играющими гормонами, борющийся с горем и гневом внутри себя, мне было легко затевать драки. Сначала смерть моего деда, а потом и матери. Здесь все понятно.
Тридцать три уже слишком серьезный возраст для такого дерьма. Наконец-то у меня есть собственная жизнь... все, кроме связи с отцом. Это запутанный клубок лжи и денег. Как, собственно говоря, и все остальное в этом городе.
Эта мысль расстраивает меня, и я опускаю взгляд на пол, а затем снова скольжу им по книжным полкам, разглядывая корешки старых книг.
Напоминание о том, что сделал мой отец, заставляет воспоминания о смерти матери всплыть на поверхность. Мой желудок сжимается, и кровь закипает, когда адреналин проходит через меня, подталкивая к встрече с человеком, которого я больше не знаю.
Я сжимаю руку в кулак и подношу ее ко рту, прочищаю горло и делаю несколько шагов по направлению к нему. Это он настойчиво хотел встретиться со мной, но даже не встал со стула. Ленивый ублюдок.
— Я не понимаю, о чем ты говоришь, — спокойно отвечаю я. — Не могу вспомнить ни одной проблемы.
Я вежливо улыбаюсь ему и сохраняю доброжелательный взгляд на лице. Он становится злее, и мне чертовски нравится раздражение на его лице. Он думал, что я буду чувствовать себя обязанным ему.
Но я ни хрена ему не должен.
Может быть, внешне я такой же, как он. Высокий, темноволосый и красивый, по крайней мере, так говорят. Ослепительная улыбка с оттенком непринужденности, которая способна одурачить и соблазнить. Вполне логично, что он юрист. На самом деле это семейный бизнес, но если бы это было не так, то все равно юриспруденция самая подходящая профессия для моего отца.
— Ты должен отбросить все это дерьмо и делать то, что тебе говорят, Мейсон.
Мой отец быстро встает со своего места, его стул откатывается назад и ударяется о стену, бьет по жалюзи, и в комнату врываются потоки света.
— Мне ни хрена не надо делать.
Он мог говорить со мной так, когда я был ребенком или до того, как узнал правду, но теперь я не уважаю этого человека. Я испытываю к нему отвращение и нахожусь на миллиметр от того, чтобы сделать что-нибудь плохое. Я должен сдать его и оставить гнить в тюрьме. Я стискиваю зубы и смотрю на него. Это правильно, но я не могу заставить себя отправить собственного отца в тюрьму.
Низкий рык в его горле заставляет меня растянуться в улыбке.
— У меня своя компания, своя жизнь ... — начинаю я, но отец обрывает меня.
Ничего нового в этом нет.
— Ты родился Тэтчером и умрешь им.
От этих слов у меня по коже пробегает холодок. Вот в чем суть проблемы. Я родился в этом дерьме и не могу от него убежать. И моя компания в долгу перед ним. Это была ошибка новичка, которую я совершил, прежде чем понял, что делаю. Тогда я еще не знал, какой он на самом деле.
— А тебе-то, какое дело? — наконец я спрашиваю его.
Безупречная репутация отца в полном порядке, теперь, когда я вырос и перестал быть мудаком, каким был раньше.
— Это не я пришел к тебе.
— Она, — отвечает он просто, с искоркой в глазах и приподнятыми уголками губ, словно все карты в его руках. И в некотором отношении он прав. Они все знают, откуда я родом, знают, что за мной стоят деньги и власть. И это все, что волнует любого в этом городе.
Я пожимаю плечами и подхожу ближе к столу, опираясь за спинку стула напротив него.
— Ты решил разобраться с ней, хотя то, что она сказала, было, ложью. — Я смотрю ему прямо в глаза, готовый к тому, что он опять начнет говорить о том, что спас меня. Но это чушь собачья. — У нее на меня ни хрена нет. Она ничего не смогла бы сделать! — Мой голос повышается, и я ненавижу себя за то, что дал слабину перед этим человеком.
Контроль. Я преуспеваю благодаря контролю.
Он тяжело вздыхает и смотрит на меня с чистой ненавистью, но не произносит ни слова. Я знал, что он ничего не скажет. Все это чертовски неправильно и совершенно разрушительно, если я кому-нибудь расскажу правду. Он сделал это, чтобы я был у него на крючке, но на самом деле мы оба знаем, что теперь он у меня в долгу.
— Это твой прокол, а не мой.