Теперь Бек стоит и смотрит на темные окна, досадуя, что ей придется снова ехать в том самом лифте.
Виктор открывает дверь. Он выглядит моложе, чем год назад, скорее лет на шестьдесят, чем на семьдесят один. На нем облегающая черная кашемировая водолазка, седые волосы зачесаны назад, на мизинце печатка с бриллиантами.
— Мисс Миллер, — здоровается Виктор и приглашает ее войти. Бек позволяет ему снять с нее пальто и повесить на вешалку в прихожей.
— Вы узнали секрет омоложения?
Виктор смеется.
— Это благодаря душевному спокойствию. Спасибо вам.
Именно Бек обнаружила, что коробочки для украшений Виктора при прямом свете отливают зеленью, а значит, имеют не бирюзовый цвет, как у «Тиффани», а цвет морской волны, настолько распространенный, что его нельзя считать чьей-нибудь торговой маркой. Дело помогло обеспечить Виктору финансовую состоятельность, а Тому проложило путь к партнерству в фирме. Бек получила мало преимуществ, если не считать возможности насолить абстрактному мужчине-сексисту — она ничего не имела против конкретно «Тиффани», кроме того что эта корпорация обогащается за счет желания женщин чувствовать себя любимыми, — а также подарочного сертификата от фирмы на посещение ресторанов Стивена Старра по собственному выбору.
Бек идет вслед за Виктором в гостиную с заставленными книгами стеллажами вдоль стен, и он предлагает ей бокал шампанского. Памятуя, какое действие произвело на нее шипучее вино в прошлый раз, Бек отказывается. Виктор наливает себе напиток и садится напротив нее в кожаное кресло с высокой спинкой.
— Что ж, давайте посмотрим на загадочную брошь, — говорит он, закидывая ногу на ногу.
Бек находит на дне сумочки орхидею и протягивает Виктору. Он на удивление долго рассматривает украшение, поворачивая его разными сторонами к свету. Брошь сверкает у него на ладони, и, хотя лицо у ювелира остается невозмутимым, Бек замечает блеск в его глазах.
С кофейного столика Виктор берет лупу, подносит ее к правому глазу и склоняется над орхидеей. Изучая большой желтый камень, ювелир слабо, почти неразличимо похмыкивает.
— Это принадлежало вашей бабушке? — наконец спрашивает он, не отрывая глаза от лупы.
— Брошь старинная?
Виктор кладет лупу на кофейный столик и прикладывает орхидею к кашемировому джемперу.
— Это застежка для меха. Сделана на заказ.
Для какого еще меха? Бабушку и с ценной брошью-то вообразить невозможно, не то что в норковом палантине. Ах, Хелен! Вот она, наверно, сейчас потешается.
Виктор переворачивает брошь и показывает на цифры, выбитые на металлическом кольце, окружающем поясок камня: «950».
— Платина. Во время войны она была недоступна для ювелиров, так что изделие определенно послевоенное.
Кроме цифр, на кольце выгравировано «ДжШ».
— Это называется клеймо мастера, вроде подписи ювелира. Правда, мне оно неизвестно, а значит, это не большой ювелирный дом. — Виктор поворачивает брошь лицевой стороной и обводит пальцем лепестки. — Такой тип pavé2 был распространен в пятидесятые. Я бы сказал, что вещица сделана в пятьдесят четвертом или пятьдесят пятом году. — Он проводит пальцем по большому желто-зеленому камню посередине, который Бек уже называет про себя хризолитом, и широко улыбается. — А вот это очень интересно. Учитывая период, здесь должна быть бриллиантовая огранка, но камень огранен двойной розой, а такой способ обработки вышел из моды в начале тысяча девятисотых годов. В середине века о нем уже не слышали. — Он сдерживает смех, и его лицо молодеет еще больше.
— Это хризолит? — Бек не уверена, что произносит название камня правильно, и по выражению лица Виктора делает вывод, что безбожно исковеркала его.
— Бек! — возбужденно восклицает он. — Это бриллиант!