Приезжаем мы на какую-то заправку времен советского союза. Здесь нет красивых неоновых вывесок, нет приглашения выпить кофе. Несколько колонок с бензином, какое-то полуразвалившееся здание, на котором висит тусклый фонарь. Я замечаю в темноте машины и людей.
Герман несколько секунд сидит неподвижно. Потом нагибается к бардачку, слышу характерный щелчок затвора. Я холодею от ужаса происходящего. Прячусь за передним сиденьем.
Меня оставляют одну, заблокировав все двери. Это немного успокаивает, никто не залезет без спроса, но и пугает. Если начнется стрельба, нет гарантий, что по машине никто не будет стрелять. Я сползаю на пол между сиденьями, прислушиваюсь. Вроде тихо. Никто не ругается, никто не стреляет. Ожидание очень нервирует, хочется выглянуть и посмотреть, что происходит, но я так не рискую. Возможно, эта сходка решится мирным путем.
Я зажимаю себе рот ладонями, когда где-то рядом с машиной, в которой сижу, раздаются выстрелы. Они не громкие, нет. Они тихие. Я этот звук знаю из практики. Совершаются при помощи глушителей на оружие, чтобы не привлекать внимания.
А вдруг стреляли в Германа! Вдруг его убили! Что будет дальше? Меня парализует страх и неизбежность. Меня убьют. Нет повода жалеть. Сгибаюсь пополам, не плачу, не кричу, ожидаю своей участи. Я мысленно представляю, как Герман сейчас лежит на асфальте и истекает кровью. Он лежит неподвижно, с закрытыми глазами. Может быть, ему выстрелили в голову... Чувствую подкатывающую тошноту. Лучше не представлять ничего.
Слышу приближающие шаги. Щелчок, открывают дверь. По запаху парфюма я понимаю, что это Герман. Не замечаю, как облегченно выдыхаю и прикрываю глаза, сдерживая слезы.
Он живой. Живой!
— Гера! Это просто пиздец какой-то! — в салон машины садится кто-то со стороны.
Я не шевелюсь, стараюсь не выдавать своего присутствия. Судя по запаху никотина, мужчины закуривают и молчат. Молчат минут пять.
— Твои ребята хорошо их закопают?
— Не переживай.
— Я твой должник. Они давно меня прижимали к стенке, — собеседник явно желает поболтать, а Герман не очень. Даже догадываюсь, как он сейчас смотрит: тяжело, предупреждающе, убийственно.
— Думаю, завтра Цоколь появится на горизонте. Думаешь, будет бойня?
— Доживем до утра. Езжай домой и спи спокойно.
— Да как тут уснешь, — нервный смешок, пауза и салон вновь наполняется никотиновым дымом.
— Ты будешь завтра у Пахома?
— Возможно.
— Я думаю, он нам точно хочет что-то важное сообщить. Черт! — какая-та возня, щелчки зажигалки.
Хлопок. Я не дышу. Я понимаю, что сейчас произошло, при этом отказываюсь в это верить.
— Все? — раздается голос с моей стороны.
В ответ тишина. Наверное, Герман кивает головой. Я приподнимаю голову, смотрю в щель между сиденьем и дверью, как кого-то вытаскивают из машины. Человек не протестует, не вопит. Ему все равно.
Не выдерживаю, распахиваю заднюю дверку и выскакиваю, как заяц, если можно так название мой побег. Я не оглядываюсь назад, несусь вперед в темноту. Бежать. Одно дело думать, что этот человек связан с чем-то незаконным, другое дело стать свидетелем. Боже, меня могу рассматривать как соучастницу!
Спотыкаюсь об камень, падаю, сдирая на коленях джинсы. Больно, закусываю губу, хочу подняться, но кто-то меня приподнимает за плечи. Я шарахаюсь в сторону, поняв, что это Герман.
— Не трогай меня! — пячусь назад, не спуская с него испуганного взгляда. — Не подходи ко мне! — его лицо застывает, он сначала прикусывает зубами верхнюю губу, потом нижнюю и отшагивает от меня.
Засовывает руки в карманы, слегка приподнимает подбородок. Я не вижу, чтобы он сожалел о случившемся. Мне становится противно от самой себя, противно, что повелась на эмоции, которые вызывает этот человек. Таких людей надо избегать. Такие люди должны отвечать перед законом. Такие люди не должны чувствовать себя неприкосновенными.
— Шамиль, — за спиной Германа материализуется его помощник. — Отвези девушку домой, — отворачивается.
Он уходит, а я смотрю ему вслед. Сердце сжимается, а разум твердит, что все правильно.
33 глава
Холодный сок в стакане, палящее солнце, толпа людей. Последнее время я часто бываю на пляже. Удивительно, как только ты увольняешься, сразу появляется много времени на себя. Жалею ли я, что оставила должность и ушла в никуда? Нет. После «каникул» на родине я внезапно осознала, что мне нужна пауза - и перезагрузиться.
— Не скучаешь? — раздается рядом приятный мужской голос.
Поворачиваю голову, рядом на свободном шезлонге сидит симпатичный загорелый блондин. Его улыбка может смело претендовать на рекламный контракт какой-нибудь стоматологической клиники.
— Нет, — грубой быть не хочется, скромно улыбаюсь и вновь утыкаюсь в книгу.
— Меня зовут Тед.
— Марьяна.
— Красивое имя.
— Спасибо.
— Может, тебе воды принести или еще сока? — новый знакомый оказывается настойчивым.
Я вздыхаю, понимаю, что одной побыть не суждено. Наверное, стоит приходить на пляж рано утром.
— Можно воды без газа, — Тед кивает головой и уходит в сторону пляжного бара. Смотрю перед собой, мысленно возвращаясь на две недели назад.
Я сумела улететь из России. Никто меня в этот раз с рейса не снял. Утром ко мне приезжал Шамиль с нотариусом. Без лишних объяснений поняла, чего от меня ожидают. Подписала доверенность на Германа, чтобы он и его люди могли представлять мои интересы во всех структурах и судах. Второй документ, который я подписала после доверенности, было о том, что свои акций ООО «МедиаГлосс» я после суда передаю в личное пользование Соболю.
Папа стал инвалидом. Прогнозы благоприятные, но на все нужно время и деньги. Мама сразу же связалась с лучшими врачами Германии и Израиля. Вдвоем они ополчились против меня, узнав о том, что я подала в суд. Оказывается, общий враг объединяет, жаль, что эту роль приходится играть мне. Меня пожелали забыть, не вспоминать. Их право, стараюсь себя убедить, что так будет лучше. Неприятно и даже больно от этой правды, но лучше так, чем видеть постоянное лицемерие. Единственная радостная новость — Диана родила мальчика. Назвали Марком. Опять я не рядом с подружкой. Хотелось бы посмотреть на довольное лицо Адама, на реакцию Евы, когда ее будут знакомить с братиком.
О Германе стараюсь не думать. Ночь перед вылетом до сих пор перед глазами. Я все еще просыпаюсь в холодном поту, слыша во сне глухие хлопки, характерные для выстрелов из пистолета с глушителем. Очень хочется забыть ту ночь, особенно жаркие объятия, поцелуи. От них я просыпаюсь мокрая между ног.
— Отдыхаешь, красавица?
Дергаюсь, испуганно смотрю на присаживающего на место Теда мужчину. Озираюсь по сторонам. Сердце тревожно сжимается, а руки тут же нащупывают пляжную тунику и прикрывают тело от знойных карих глаз. Тимур Ясин. Его вообще не ожидала здесь увидеть.
— Еще скажи, что где-то поблизости Волхов, — о Соболе не упоминаю. Тимур усмехается, щурит глаза.
— Не исключено. Как только вчера суд огласил итог по твоему делу, все рванули тебя искать.
— Зачем?
— Сорок процентов — это, конечно, не половина, но лучше, чем ничего. Я тут подумал, может, мы договоримся? — его глаза вспыхивают и опускает их сначала на мою грудь, потом на ноги.
— Твоя цена? — мне удается взять себя в руки и достойно смотреть Ясину в глаза, не дрожать и не показывать свой страх.
— Я могу на тебе жениться. Мне нужна жена, дети, а после нашей встречи твой образ никак не померкнет в моих глазах.
— Жениться? — смеюсь, прикрывая ладонью губы. — Серьезно? Неужели этот пункт в завещании все еще актуален?
— Нет, ты сама по себе мне нравишься. Давно я таких дерзких не видел.
— Может, не там ищешь?
— Может, сегодня поужинаем?
— Я так понимаю, у меня только один вариант ответа, и он должен быть положительным? — ужинать с Тимуром у меня нет желания, но судя по его ухмылке, у меня и выбора нет. Интересно, что будет, если я скажу «нет»? Испытывать судьбу пока не хочется.