— Ты похудела, опять ни черта не ешь? — она обнимает меня за плечи, подводит к столу с едой. Есть я действительно стала меньше.
— Ну и где он? — тихо спрашивает, убедившись, что за спиной не стоит Адам.
Он находится чуть подальше, разговаривает с какими-то мужчинами. Я оглядываюсь по сторонам, нахожу Германа почти сразу, благодаря его эффектной спутнице. Киваю в его сторону, Диана украдкой его рассматривает сквозь опущенные веки. Я вот не скрываю своего взгляда. Соболь оборачивается, сразу же встречаемся глазами. Привычный разряд бежит вдоль позвоночника, прикусываю губу больше от отчаянья, что не я рядом с ним. Но жест выглядит, как призыв.
— Ничего такой, — скупо выносит вердикт Диана, заставляет меня от него отвернуться и рассеянным взглядом оглядеть стол. Беру канапе, засовываю его в рот, но вкуса не чувствую.
Какое-то время я нахожусь в обществе подруги, мы болтаем о пустяках, смеемся. Ее общество помогает мне пережить адскую боль в груди каждый раз, когда я натыкаюсь взглядом на пару, стоящих рядом друг с другом. Брюнетка то и дело жмется к Герману, ее рука периодически оказывается под его пиджаком. Вряд ли кто-то из присутствующих усомнился в их связи. Тут невооруженным взглядом видно, что они любовники. И это заставляет меня мысленно подыхать, как псина, сожравшая с любимых рук отравленное мясо.
Неужели он думал, что я смогу стойко все это перенести? Думал, что смогу без остановки сердца смотреть, как он обнимает другую? Дышать, когда он что-то шепчет ей на ушко, а она многообещающе на него смотрит? Как он мог так со мной так поступить?
— Нам пора, — шепчет Диана, сжимая мои руки. Адам стоит рядом. — Дети ждут.
Дети. Это слово ранит еще больнее, чем этот вечер. Я тоже хочу спешить домой, знать, что меня ждет самый родной человек. Только и этого счастья меня лишают.
— Передавай привет Еве и поцелуй за меня Марка, — улыбаюсь так, словно ничего особенного не происходит внутри меня. Обнимаемся с Дианой, я улыбаюсь Адаму.
— Я тебе позвоню на днях, — обещает мне суровый Тайсум, и робкая надежда в кромешной тьме заставляет меня стиснуть зубы.
— Спасибо, — шепчу ему одними губами.
— Только не натвори дел за это время. Хорошо?
— Хорошо.
С их уходом я чувствую себя одинокой на этом празднике жизни. Беру бокал с игристым вином. Понимаю, что Германа нет с его спутницей. Значит, скоро и мне нужно будет уходить и ехать к нему домой.
— Вот ты где, красавица! — Тимур с улыбкой, с довольным видом окидывает меня призывным взглядом. — Пойдем, я тебе покажу внутренний фонтан в этой гостинице.
— Спасибо, мне не интересно. Я скоро уезжаю домой.
— Обещаю, что сам лично провожу тебя до машины, как только покажу тебе этот фонтан. Уверен, он тебе понравится, — его пальцы сжимаются на предплечье, тянет меня за собой.
— Я, правда, не хочу... — Тимур не слышит мои отказы, уверенно куда-то ведет.
Я вижу фонтан. Ничего особенного. Хочу об этом сказать ему, но мы проходим мимо, сворачиваем в какой-то коридор. Похоже, что попали туда, где ходят только сотрудники.
Замирает перед одной дверью, прикладывает указательный палец к губам, приказывает мне молчать. Я молчу. Открывает дверь и пропускает меня первую.
Полумрак. Напрягаю зрение. Возле стены вижу двоих. Мужчину и женщину. Они жадно целуются, руки хаотично двигаются по телу. Осторожно делаю вдох, улавливая до боли знакомый аромат парфюма. Того самого парфюма, название которого я до сих пор не знаю. Стискиваю зубы, чувствую, как глаза наполняются слезами. Разочарование, обида, досада и что-то еще без определения разрывают мое сердце в клочья.
Всхлипываю. Зажимаю испуганно ладонями рот. Всхлип в этой тишине звучит слишком громко. Громче сбитого дыхания двоих. Пара замирает. Сзади раздается ироничный смешок.
Он оборачивается. Лицо невозможно четко увидеть, но вот почувствовать его напряжение вполне реально. Опять всхлип. Я вздрагиваю. Пячусь назад. Сердце сжимается. Моя реальность, пусть неидеальная, пусть с кривизной, разбивается. Разбивается на тысячу мелких осколков. Мы ценим то, что было, когда его у нас отнимают.
— Марьяна! — несется мне в спину его окрик, когда я разворачиваюсь и выбегаю из этого чертового помещения.
Бежать. Бежать.
Смогу. Я смогу жить без него.
Назло. Вопреки.
47 глава
Мне нужно дышать, а не могу. Никого не вижу перед собой, иду на ощупь. Когда холодный воздух обжигает легкие, я сгибаюсь пополам, обхватываю себя руками.
Больно. Невыносимо больно. Хочется сдохнуть от этой боли.
Мелкий дождь моросит не переставая, я его не замечаю. Как пьяная спускаюсь по лестнице, блуждающим взглядом смотрю по сторонам.
Куда идти? К родителям? Отец, конечно, приютит, но на большее не стоит рассчитывать. Не защитит, не убережет. Мама еще мораль прочитает. Не хочу.
Можно к Диане. Адам все поймет. Но что он сделает? Не повлечет ли мое появление угрозу его семье? Не хочу ими рисковать.
От понимания, что я одна в это мире, из груди вырывается хрип, и я спотыкаюсь. Едва не падаю, но чьи-то руки меня удерживают. Вскидываю голову, смотрю в сердитые серые глаза и тихо его ненавижу.
— Ненавижу тебя! — цежу сквозь зубы, выдергивая руку из захвата.
Отпускает, я отворачиваюсь и опять иду куда глаза глядят, он следом. Я чувствую его напряжение. Мне, с одной стороны, хочется остановиться и уткнуться ему в грудь, крепко обняв. С другой стороны, хочу врезать ему под дых, чтобы задыхался, как я сейчас задыхаюсь. Чтобы в глазах стояла боль, выворачивающая тебя наизнанку.
— Марьяна! — властно окликает, я должна подчиниться, но упрямо иду, трясясь от холода. Конечно, от холода, ведь на улице по-прежнему дождь, прохладный ветер, я в коктейльном платье.
— Да постой же ты! — раздраженно раздается в спину, его руки хватают меня с двух сторон, дергает на себя. — Посмотри на меня! — встряхивает, я поднимаю глаза.
Какой же он красивый. Для меня самый красивый и омерзительный одновременно. Люблю что есть силы и ненавижу до трясучки.
— Это ничего не значит...
— Отпусти! — отпихиваю его от себя, он слегка отшатывается, но сразу же хватает меня за руки, дергает на себя. Фиксирует мой подбородок, пытается поцеловать, но я кручу головой.
Как он смеет меня сейчас целовать, после того как целовался с другой! Ему удается прижаться губами к моему рту, я прикусываю его нижнюю губу. Чертыхается, отпускает, прикладывает пальцы к губе. Ощущаю на кончике языка металлический вкус крови.
Мы оба тяжело дышим, оба из-за дождя стоим в промокшей одежде, не шевелимся. Его глаза сверкают молниями, лицо мрачнеет с каждой секундой.
— Тебя сейчас отвезут домой, поговорим позже, — достает мобильник из кармана пиджака. Я мотаю головой.
— Я не вернусь к тебе, Герман.
— Не глупи.
— Услышь меня! Я не вернусь к тебе! Хватит! Твои игры не для меня, — каждое слово приходится выталкивать из себя, борясь с собой.
Герман двигает челюстью, трет ладонью подбородок. Сейчас он мне кажется таким уставшим, замученным, хочется обнять и пожалеть. Заставляю себя вспомнить его поцелуй с брюнеткой, действует отрезвляюще.
Я не жду, когда он созреет для очередных слов, разворачиваюсь. Сдерживая слезы, тру глаза. Мне нужно где-то переночевать. В клатче только мобильник и карта Соболя, на которой еще дофига денег.
Наверное, я сейчас выгляжу странно со стороны. Мое золотистое платье переливается в свете уличных фонарей, а капли дождя превращаются в стразы, создавая дополнительные блики. Макияж скорей всего поплыл, прическа потеряла свой объем. В голове пустота, в душе дыра.
Остановившись, оглядываюсь. Вздрагиваю. В нескольких метрах от меня замирает огромный джип с тонированными окнами.
Герман? Или Тимур?
Когда из машины выходит мужчина с зонтом и пледом в руках, я облегченно вздыхаю. Я не знаю его имени, но его лицо часто видела в толпе личной охраны Соболя. Накидывают плед, раскрывают над головой зонт.