Привык...
52 глава
Морская вода приятно освежает. Губы соленые. Жмурюсь от яркого солнца, расплываясь в счастливой улыбке. Мужские руки крепко держат меня за талию под водой, а я обнимаю его за шею, прижавшись щекой к его щеке. Ногами обнимаю его за талию.
Боже, это так классно, когда просто наслаждаешься моментом, ни о чем не думаешь. Море, солнце, любимый мужчина и ты.
Уединенный пляж мы нашли сами, просто катались на машине по окрестностям. Здесь чистая вода, очень мало людей, можно сказать, их почти нет. И нет голодных взглядов девушек, смотрящих на Германа. Один раз сходили на общественный пляж, и я разделила его нелюбовь к скоплению народа.
— Мне так хорошо, — смотрю на мокрое лицо Германа, его руки придерживают меня за задницу.
— Вообще или со мной?
— Два в одном. Может, в будущем нам купить домик на побережье?
— Зачем? Чтобы платить бешеные налоги и коммуналку? Дешевле снять.
— А может, я хочу жить возле моря.
— Будешь жить со мной. В лесу, — чмокает в губы, двигается к берегу, все еще удерживая меня на себе.
На мелководье отпускает меня, вместе выходим. Здесь нет шезлонгов, громких продавцов сладостей и ягод, нет зазывал на всякие развлекушки. Только море, пляж и ветер.
Присаживаюсь на покрывало, беру в руки полотенце, промокаю лишнюю влагу. Герман тянется к мобильнику, проверяет наличие звонков и эсэмэс. Судя по тому, как поджимает губы, что-то там не по нраву, но не уходит и не углубляется в телефон для важного разговора или переписки.
— Ты в детстве часто ездил на море? — ложусь на живот, Герман лежит на спине, прикрыв лицо козырьком кепки.
— Нет.
— А дядя тебя не вывозил?
— Нет.
— А это брат отца или матери? — мои вопросы как из блиц-опроса.
Я изгибаю вопросительно бровь, когда он на меня устремляет прищуренный взгляд. Вздыхает, молчит. Вновь не отвечает.
— Странно, что органы опеки отдали тебя незнакомому человеку.
— Думаешь, в детском доме из меня вырос бы другой человек? — смеется, не злится. — Просто путь к сегодняшнему положению занял больше времени.
— И ты всегда хотел быть там, где сейчас?
— Я другой жизни не знаю, Марьян. Моего отца убили, мать тоже умерла не от хорошей жизни. Воспитывал преемник отца, вдалбливая в детскую голову мысль о мести, о том, что я должен быть лучше, выше, сильнее своего родителя. Как я мог вырасти с другими ценностями? — резко откидывает кепку в сторону, садится. — Когда мне было пятнадцать, мои ровесники влюблялись, гуляли с девчонками, думали, куда податься после девятого класса. Я в пятнадцать разбирал и собирал автомат Калашникова с закрытыми глазами, видел вокруг себя только проституток и наивных дур, соблазнившиеся криминальной романтикой.
— У тебя хоть какое-то образование есть?
— У меня аттестат после девятого и университет под названием «жизнь», — оглядывается через плечо. — На принца не похож, до рыцаря не дотягиваю, а вот за разбойника вполне сойду.
— Может, у тебя и нет дипломов, но я знаю, что во главе всегда стоят умные, хитрые, циничные люди. Люди, которые хотят прогнуть под себя не только окружение рядом, но и по возможности весь мир. Иногда я боюсь нашего будущего.
— Поздно бояться, — ложится возле меня, берет руку, крутит кольцо на безымянном пальце. — Я сделаю все, что в моих силах, чтобы ты не пожалела о своем выборе.
— А отказаться от всего этого никак?
— В следующей жизни. Ты веришь, что после смерти мы вновь встретимся?
— Как будто ты веришь, — смеюсь, Герман подается ко мне, целует. И я его целую. Неторопливо.
Хочу с ним быть и в следующей жизни. И через жизнь. И всегда находить друг друга. Рядом с ним чувствую себя, раньше такого не было. Раньше мне хотелось иронизировать, язвить, высокомерно смотреть на тех, кто пытался добиться моего внимания. Раньше отношения быстро приедались, утром просыпалась и понимала: с этим человеком нам не по пути.
Сейчас мне хочется быть ласковой, нежной, слабой и любимой.
***
—Что ты задумал? — сердце от неизвестности и любопытства ухает в груди. Я ничего перед собой не вижу, так как Герман завязал мне глаза шелковым платком.
Слышу плеск волн, чувствую на своем лице тепло солнце и за спиной - его дыхание.
— Давай мне руку.
Берет мою ладонь, тянет вперед за собой. Нога теряет чувство опоры, я замираю. Он обхватывает меня за талию, сразу же хватаюсь за его плечи. Куда-то переносит. Когда меня опускают, судя по тому, как вокруг все качается, я понимаю, что мы на яхте.
Он сам снимает с меня повязку. Моя догадка верна. Оборачиваюсь к нему, замечаю за его спиной нескольких людей. Охрана? Или люди будут управлять яхтой?
— Надеюсь, у тебя морской болезни нет, — усмехается, берет меня под локоть и тянет под навес к диванчикам. — Хочу, чтобы ты запомнила этот день навсегда.
— Самый главный день я помню.
— Это когда ты поняла, что влюблена в меня?
— Нет. Это когда я тебя впервые увидела в суде. Согласись, ты уже знал, что это дело будет в мою пользу.
— Ты все сделала без моего участия. Видимо, очень хотела доказать начальству, что чего-то стоишь. Доказала, — улыбается, смотрит на возникшего парня прищуренным взглядом.
Тот украдкой на него поглядывает, расставляет на столе фрукты, ставит ведерко с шампанским. Через минуту мы остаемся одни, а яхта отплывает от пирса.
Герман берет бутылку, открывает ее с легким хлопком. Я смотрю на море, ни о чем не думаю. Эта неделя для меня самая лучшая, лучше и желать нельзя.
Мне протягивают бокал, без лишних слов чокаемся. Устраиваюсь возле его бока, кладу голову на плечо. Его рука ложится мне на плечо и нежно поглаживает. Здесь и сейчас он может себе позволить немного чувств. Где-то лишний раз улыбнется, где-то неожиданно обнимет, что-то ласковое скажет. Вдали от столицы, от опасной игры, рядом со мной сейчас совершенно незнакомый человек, и он мне безумно нравится с каждым днем. Жаль, что по возвращению Соболь вновь станет собой, вновь будет смотреть на мир и свое окружение холодными серыми глазами, заставляя вздрагивать.
— Я хочу, чтобы эта неделя никогда не заканчивалась, — шепотом признаюсь, смотря на ровную гладь открытого моря. Мое плечо ободряюще сжимают, я перевожу взгляд на Германа.
— Я так хочу, чтобы ты был обыкновенным человеком. Можно сантехником, не в деньгах счастье, — он усмехается, целует в лоб, но не комментирует мои бредовые мысли. — Может, ты подумаешь по поводу того, чтобы кардинально изменить свою жизнь? Мы можем уехать с тобой в другую страну, начать с нуля. Не обязательно жить на широкую ногу, можно как все, как большинство. Работать, брать кредиты, покупать дом, машины, рожать детей и радоваться жизни, — сжимаю сбоку его футболку, Герман смотрит на меня мягким взглядом.
— Пожалуйста, — только одного человека я постоянно умоляю, прошу, требую, люблю.
Он качает головой, крепче меня прижимая к себе. Разочарованно вздыхаю, прячу от него лицо.
Морская прогулка вышла бы замечательной, не крутись мои мысли вокруг будущего. Я постоянно задумчиво смотрю на Соболя, он перехватывает мой взгляд и не дает пустых надежд. Только быть с ним, принимать его жизнь, с оглядкой пытаться втиснуть все это в привычные мои рамки.
— Марьяш, — протягивает мне руку, осторожно поднимаюсь, гадая, что он задумал.
Замечаю мужчину в капитанской форме, непонимающе кошусь на Германа, а он улыбается, хитро щурясь.
— Я не романтик. От меня вряд ли дождешься еженедельных цветочных веников, постоянных признаний в вечной любви, — берет мои две руки, встает напротив. — Могу только предложить быть моей женой до гробовой доски, со всеми вытекающими отсюда проблемами и последствиями. Ты готова с достоинством носить мою фамилию, любить в горе и радости, в болезни и здравии, пока смерть не разлучит?
— Ты мне сейчас делаешь предложение или заключаешься со мной брак? — ком в горле мешает говорить, но я выдавливаю из себя вопрос.