Усмехаюсь, подношу стаканчик к губам, отпиваю. Раньше не обращала внимания, какой у капучино сладковатый вкус, сейчас мне кажется, что ничего вкуснее никогда не пила.
— Ничего. Наслаждаться жизнью и радоваться.
— Ты так легко об этом говоришь. Не боишься?
— Нет, — это правда. Я не боюсь. — Я справлюсь.
— Ты смелая. Я бы не решилась.
Украдкой бросаю на Лику задумчивый взгляд, вновь смотрю на море. Не могу сказать, что решимость пришла сразу же, как только увидела две полоски на тесте для беременности. Первым пришел шок. Потом паника. Потом отупение.
Первый порыв был позвонить Герману и сообщить ему о ребенке. Потом я успокоилась, легла спать. После сна почувствовала, как шок ушел, уступив место тихой радости. Потребность звонить человеку, которому я не нужна, отпала. Он ушел из моей жизни, а вместо него в мою жизнь пришел другой человек.
Лика о моем положении узнала случайно. При ней меня утром замутило, а она девушка неглупая, догадалась.
— А отцу будешь сообщать? Или для себя?
Интересно, как бы Герман отреагировал, узнай о моей беременности? Наверное, пришел в ужас, хватался за голову, повторяя, как все не вовремя, не к месту. Сейчас я даже не уверена, что он позволил бы оставить ребенка.
Рука рефлекторно ложится на плоский живот, поглаживаю его незаметно. Все, что ни делается, все к лучшему.
— Ему этот ребенок не нужен. И статус матери-одиночки меня не пугает. У меня есть дистанционная работа, позволяющая работать даже с ребенком на руках. Есть кое-какие сбережения, чтобы снимать квартиру и купить самое необходимое на первое время, — спокойно улыбаюсь. О том, как будет дальше, я еще не задумывалась.
Денег у меня много. Герман не пожадничал. На карточках были огромные суммы. Пришлось несколько раз снимать в разных местах и рассовывать по разным карманам купюры. Часть денег я перевела на свой счет. Конечно, эту операцию отследят. Пусть, не страшно. Налички у меня сейчас хватает.
— Вот насмотрюсь на тебя, решусь тоже на ребенка без мужа. А то никого достойного нет на горизонте.
— Не спеши с такими решениями, — смеюсь. — Кто знает, может, сейчас выйдешь из-за поворота, а там твоя судьба.
Лика смеется. Какое-то время мы проводим на пляже, потом девушка направляется в магазин за продуктами, я иду в сторону дома, где снимаю квартиру. По дороге покупаю мороженое.
Поворачиваю за угол дома и застываю. Сердце испуганно подскакивает к горлу, в ногах появляется слабость. Озираюсь по сторонам, судорожно соображая, что делать. Пячусь назад, через несколько шагов во что-то упираюсь. Оглядываюсь, растерянно хлопаю глазами. За моей спиной стоит здоровенный мужчина с холодными глазами. Вновь смотрю в сторону двора.
Дверку одного из трех джипов распахивают. Я задерживаю дыхание, чувствуя, как сердце перестает биться, как мне хочется податься вперед и одновременно убежать. Поэтому когда появляется человек, испытываю удивление и изумление, вперемешку с непониманием, что происходит.
Это не Герман. Даже не Ясин. О нем я вспомнила в последнюю секунду.
Мужчина сзади легонько толкает меня вперед. Сопротивляться бесполезно, как и пытаться бежать. Может, закричать? Но кто услышит? В этом доме мало кто живет сейчас. Обычно при слове «пожар» выбегают все, незачем, хоть и вернее, орать «убивают».
— Здравствуй, Марьяна, — пожилой мужчина расплывается в приветливой улыбке, при этом его глаза совсем неприветливы. Я сглатываю, пытаюсь вспомнить, где его видела. И как его имя.
— Ты, наверное, меня не помнишь. Виделись один раз на вечере. Мое имя Аркадий Леонидович.
Я сразу вспоминаю вечер, последующее покушение, мертвого Женю. Становится не по себе. Что этому человеку нужно от меня?
— Я не знаю, где Соболь, — выпаливаю на одном дыхании, он зловеще усмехается, качнув головой.
— Я знаю, где Соболь. Он и не скрывается.
— Тогда чем я могу вам помочь?
— Понимаешь, Марьяна, на Соболе очень многое завязано, — делает выразительную паузу.
Я должна проникнуться моментом доверия, но ничего подобного. Я чувствую от него опасность, угрозу. Он улыбается, как улыбаются палачи своим жертвам, если, конечно, те вообще улыбаются.
— Соболь — важная фигура в нашей жизни. Под его влиянием и контролем находятся некоторые сферы бизнеса, приносящие очень большие деньги. Довольно долго всех устраивала его манера ведения дел, он старался никого не обижать, ни с кем открыто не враждовать. Если кто-то там отравился, утопился, убился — это все выглядело как решение самого покойника. И это тоже всех все устраивало. Были попытки контролировать Соболя через его шлюх, но как правило, цена их жизни для него была слишком низка. И тут появляешься ты...
— Я? — эхом переспрашиваю, не понимая, каким боком причастна к разборкам криминальных авторитетов.
— Из-за тебя Соболь убил Лыка, а ведь мальчики могли разобраться между собой без кровопролития.
— Лык? — голова начинает кружиться, чувствую, как мне плохо.
Делаю глубокий вдох, мне протягивают бутылку с водой, но я качаю головой. Ничего не буду брать из этих рук.
Лык. По-моему, это тот самый урод, который приказал меня похитить из клуба и чуть не изнасиловал, если бы не Соболь. Это было так давно и похоже на неправду, словно из другой жизни.
— Дальше все возвращается на круги своя, но опять ты. Только в этот раз тобой интересуются трое: Соболь, Ясин и Волхов. Сначала охотятся за акциями твоего отца, а потом, когда Герман обводит всех вокруг пальца, переключаются на тебя. Ты вдруг всех интересуешь как женщина. Волхов не слишком наседал, понял, ничего ему не светит, слился. Основное соперничество возникло между Соболем и Ясином.
— Тимур? Я ему сразу сказала, что между нами ничего не может быть.
— Конечно, проще же лечь под Соболя.
— На что вы намекаете?
— Ни на что. Просто ты вдруг из статуса подстилки перешла в статус постоянной любовницы, а потом доросла жены. Пусть и не официальной. А когда он стал постепенно сворачивать свои дела, распродавать свои мелкие пакеты акций, мы поняли, что запахло жареным.
— Мы?
— Люди, заинтересованные в Германе. Нам не нужен правильный Соболь, Марьяна. И бизнес с налогами по закону тоже не интересен.
— Интересно ведь нарушать закон? — усмехаюсь, скрещивая руки на груди, прикрыв себя пледом. — Чего вы хотите от меня? Мы с ним расстались.
— Это действительно так, но я все еще надеюсь, что через тебя мы заставим его принять наши условия, — улыбка Аркадия Леонидовича вызывает дрожь.
Чувство самосохранения заставляет меня податься вперед, но незаметно. Понимаю, меня не отпустят, но также понимаю, Соболю на меня наплевать, он не будет из-за меня прогибаться.
Я не успеваю ничего сказать, как меня сзади перехватывают и прикладывают ко рту тряпку с чем-то пахучим. Вырываюсь, но крепко держат, чувствую себя бабочкой, попавшей в паутину паука. Сознание плывет, а приступ тошноты подступает к горлу. Держат крепко, не дают упасть.
Лишь бы ребенку не навредили.
Это последняя мысль, прежде чем я отключаюсь и оседаю.
59 глава
Очнулась я, лежа на чем-то мягком. Приоткрыв глаза, понимаю, что нахожусь в какой-то гостиной. Я лежу на диване возле окна, за которым виднеется спокойная гладь моря.
Куда меня привезли? С какой целью? Что со мной сделают?
Мысль о ребенка тревожит сильнее всех, я ощупываю себя руками, прислушиваюсь. В комнате, кроме меня, никого нет. И со мной вроде все в порядке, ничего не болит, нигде не тянет.
— Проснулась? — заходит Аркадий Леонидович, неспеша подходя к дивану напротив. Присаживается и прищуренно меня рассматривает.
— Что вам нужно от меня?
— Ничего особенного, только подпись Соболя на одном важном документе.
— Вряд ли у вас получится, потому что мы расстались из-за всего этого, — неопределенно киваю головой в сторону.
Пожилой мужчина улыбается, опустив глаза на свои сцепленные в замок руки.