Выбрать главу

Остроумное эссе о гадинах-редакторах, что, как любые посредники, пытаются накрутить за продажу воздуха как можно больше процентов, и о том, как профессор Ж. с ними борется, не может не прийтись по духу любому пишущему-печатающемуся человеку. У каждого литераторствующего наберется не один десяток обидок на. Просто бальзам на истерзанную душу. Эссе о Зощенко — часть новой большой, ещё не дописанной монографии.

8. Марк Харитонов «Способ существования». Эссе. «Дружба народов» № 2; «История одной влюблённости». «Знамя» № 3.

Влюблённость — в Давида Самойлова, способ существования — литература, дискурс — сугубо традиционный, правильный.

9. Александр Терехов «Страсть». Эссе. «Знамя» № 4.

Ностальгические придыхания из серии текстов о футболе. Казалось бы — ну что нового можно написать о любви советского народа к. Ан нет, любовь не бросишь в грязный снег апрельский. Вот и слова находятся, и чувства, и концепт за концептом.

10. Антисобытие — исчезновение еженедельной тематической полосы «Общество» в газете «Сегодня», которую готовил Денис Горелов, одного из лучших авторских проектов последнего времени. Знали бы ОНИ, на что руку поднимали! Но нет — покрыты мздою очеса…

ОБРАТНАЯ СВЯЗЬ, ИЛИ КРИТИКА КРИТИКИ

(Обзор откликов на выход «Несовременных записок»)

Критик, как правило, пишет безответственно. Ну кто, на самом деле, его, в случае чего, за руку схватит, кому это, в самом деле, нужно? Обзоры и рецензии проваливаются в безответную пустоту. Так, порой, продают на полустанках фальшивую водку: когда поезд ушёл, надежда восстановить справедливость исчезает окончательно (а ты не пей, парень!). И обиженному автору совершенно некому пожалиться или поворчать: про тебя же написали, — удивляются сочувствующие, — чего ж ещё нужно?!

Когда на первый план выходят какие-то периферийные, неучтённые моменты, неодолимо понимаешь: Судьба безжалостно справедлива. Затеивая выпуск «Несовременных записок», никак не рассчитывал оказаться в другом, противоположном лагере — тех, про кого пишут. Каюсь, бывало всякое. За свою недолгую комментаторскую жизнь и я порой бывал нелюбезен. Ничто, никакие высшие интересы меня не оправдывают. Но субъективность имеет право на существование, когда она обоснована и доказательна. Когда она (несмотря ни на что) доброжелательна.

Так в статье Игоря Зотова в «Независимой газете» от 01.03.96. «Люсьены и Растиньяки» ценители изящного в столицах и в провинции», где помимо первого номера «НЗ» рассматривался и пилотный выпуск «Эстета». Эта сугубо ситуационная, внутритекстовая, надоба определила расстановку акцентов. Конечно, московско-бомондный журнал, несмотря на всю свою несостоятельность и бледность (гора родила мышь), ближе и роднее. Если и журить отцов-основателей «Э» (гм-гм), то на фоне фона, того, что под руку попалось: «НЗ». Но, тем не менее, за попытку (как пелось в «Юноне и Авось») действительно, спасибо.

«Рубрика «Размышления» принципиально программна: все три автора взыскуют (каждый по-своему) некой вполне мифологической идеи, способной утвердиться как на всей уральской земле, так и в трёх крупнейших её городах. Тональность заметок: от трагически-почвенной у пермяка Вячеслава Ракова через грубо-постмодернистскую у свердловчанина Вячеслава Курицына к эстетски-меланхолической у челябинца Николая Болдырева. В смысле диалектических законов такое построение идеально, но с небольшим «Но»: трезвый взгляд Курицына — это человек, смотрящий на провинцию по преимуществу уже из завоёванной им Москвы, с некоторым (может, и неосознанным) остранением. Думается, тональность была бы иной, не свершись «завоевания». Гораздо убедительнее, с эстетической точки зрения, преодоление проклятого комплекса (которого, возможно, никогда и не было) у Болдырева, взявшего в союзники Хайдеггера…». Несмотря на предвзятую предвзятость, Игорь высказался практически по всем публикациям первого номера («Пропустим, пожалуй, только «Предметы поэзии», отметив, что таковые имеются и что кроме самой поэзии они, вполне милой, вторичной и наивной «Реальностью мифа» Аркадия Бурштейна…»). И, значит, прочитал журнал от корки до корки. Что мы определённо считаем своим серьёзным достижением. Что же касается претензий (местами справедливых), то следует, видимо, вспомнить о патовой ситуации отсутствия ситуации, которая сложилась на Урале к нынешнему времени. И которую нам всем сообща необходимо преодолеть (для чего «НЗ», собственно, и вызван к жизни). Мы не стали делать вид, что всё в нашем королевстве благополучно. Структурируется, созидается живое пространство (всяческие болезни роста сопутствуют), но не очередная Выставка Достижений. Можно было бы поднапрячься и выпустить сильнейший по содержанию альманах, запрячь первоклассный ежегодник. Наши задачи много скромней — обнаружить в треугольнике Большого Урала реальный литпроцесс. Непроявленный, он, тем не менее, существует. В каком виде — другой вопрос. По нашему глубокому убеждению, «НЗ» институция служебная. Это средство, но никак не цель. Особо это касается «несущего» каркаса — прозы первого номера, которая и вызывает наибольшее количество нареканий… «Увы, «Размышления» составляет почти единственную ценность «НЗ», дальнейшее — унынье. Раздел «Проза». Если полупритчевая экзотика двух коротких рассказов Ивана Андрощука кажется почти милой шуткой, если физиологически-женская (другого слова не подобрать) проза Юлии Кокошко (по точному редакционному же замечанию, «не прочитываемая в принципе») — шуткой неудачной, то роман Леонида Соколовского «Ночь и рассвет» заставляет (насильно) признать журнал провинциальным в нелучшем смысле этого слова. Настолько дико читать этот квазиметафизический и одновременно квазипостмодернистский текст (если таковые бывают), перегруженный квазисимволикой, разобраться в которой нет никакой охоты. Но столь же дико и убеждаться от страницы к странице в том, что автор — несомненно талантливый прозаик. Но дичее-то всего не это, а беседа автора и некоего В. К. (без сомнений — Виталия Кальпиди), опубликованная после финальной точки романа. Своего рода комментарий, а Кальпиди — известный автор комментариев. Кальпиди обнаружив в тексте «следы Платона и Шопенгауэра» спрашивает Соколовского: «Какая персональная философско-религиозная команда дышала тебе в затылок?» Ответ: «Кант, Хайдеггер, Бубер, Бергсон, Мандельштам, Аквинат и неотомисты, Толкиен, прочие английские католики; Лосский-сын, Флоренский… Наверняка я забыл кого-нибудь очень важного…» И слава Богу! — воскликнем мы. И добавим: и в провинции читать умеют. Эстетическая необязательность, освящённая нетленными именами оборачивается не-эстетической необязательностью». Я уже имел возможность высказать своё мнение по поводу этого неровного, но весьма и весьма интересного текста (см. ту же «Независимую газету» (02.04.96) или журнал «Октябрь» (№ 7). Лишь отмечу, что мы смогли напечатать весьма сокращённый вариант первой части трилогии. Завершающая публикацию беседа автора и редактора, впрочем, как и весьма провокационное заявление редакции о непроходимости прозы Ю. Кокошко, опубликованы именно для того, чтобы «гусей подразнить». Но даже самые искушённые читатели журнала отчего-то совершенно простодушно наступают на все запланированные нами грабли. Проза Кокошко высококлассна (см. статью, опубликованную в этом же номере), стоит только «врубиться», «въехать» (было бы желание), сия реплика должна была подхлестнуть интерес, а не выдать лентяям индульгенцию. Как и откровенность Л. Соколовского, который честно перечислил влияния. Не всеядность, но определённый уровень честности и самоанализа (чего и всем желаю!), осознание невозможности чистого жеста и адекватное сосуществование с существующим контекстом. После теории текста Р. Барта, после интертекстуальностей Ю. Кристевой странно отрицать многие-многие лета…