Несовременные записки. Том 4
ГОРОДСКИЕ СУМАСШЕДШИЕ
(разрушение замысла)
От редакции
НАВИГАТОР РАЗДЕЛА
Четвертый номер «Несовременных записок» желал быть посвященным литературному феномену «Городского сумасшедшего». Под эту марку были заказаны культурологические заметки Сергею Азаренко, а после и Александру Лобку. Вячеслав Курицын, тоже по просьбе редакции, начал писать что-то вроде мемуаров на данную тему. Претенденты на звание «городских сумасшедших» были примерно определены, их тексты получены, и оставалось разве что «сварить», а потом и сверстать номер. Короче — задача была поставлена.
Однако всё пошло наперекосяк. И не могло не пойти. Оказалось, что в чистом виде на просторах Урала никаких «городских сумасшедших» не наблюдалось. Исключением, подтверждающим, как это и положено, правило, стал разве что поэт Сандро Мокша. Справедливости ради стоит сказать и о двух-трех явно патологических субъектах, ценность литературной практики которых летела в пропасть идиотизма с такой скоростью, что впечатлительная редколлегия «НЗ» не рискнула не то что публиковать, но и даже проследить до конца этот полёт.
Таким образом (или каким-то иным — неважно), мы имели к моменту вёрстки журнала не реализацию первоначального замысла, а разрушение последнего. И нам пришлось довольствоваться тем, чем нам пришлось довольствоваться.
Издательская кухня происшедшего такова:
— вначале Сергей Азаренко «высосал из пальца» свой опус, полторы мысли которого, впрочем, читателю не повредят;
— потом Александр Лобок, одурев от более чем минимального срока исполнения, шлёт по E-mail свою статью, и последняя, надеемся, что-нибудь да скажет, кроме того, что её автор, действительно, написал философский бестселлер «Антропология мифа»;
— Курицын-трудяга всё сделал, как всегда, вовремя и качественно, но вот только на свой манер, за что мы ему благодарны больше, чем обескуражены;
— оставалось выбрать персоналии. Богомолова и Верникова само собой ввёл под уздцы контекст материала Курицына, Мокша и Горланова безвозмездно нарисовались из воздуха и если первый потому, что «там и стоял», то вторая — потому что всегда своими чемоданами с рукописями и непрекращающимися сводками личного «информбюро» растолкает-замордует любого, оказавшегося на путях НГ-локомотива.
Ещё несколько слов. Отмороженный темперамент прозы Константина Богомолова очень привлекателен, во всяком случае для нас. Более того: редакция испытывает просто сексуальное чувство к рассказу «Римейк Линча». Нужно ли что-нибудь ещё добавлять к уже написанной фразе?
Верников же, этот Гапон свердловского литературного базара, как всегда предложил очередную скоропортящуюся «хреновину» под фальшивой акцизной маркой «Калевалы», и в данном случае редакция ему не мешала — пуская его: чем бы Верников не тешился, лишь бы дитя у него не плакала.
Касательно Горлановой — тут всё ясно. Она — конечно «городская сумасшедшая» Перми, часто мутирующая, по мнению некоторых, в «городскую дуру», но дело своё знает туго. Хотя, если взглянуть, к примеру, на её рассказ «Молитва во время бессонницы», то видно невооружённым глазом, как Н. Г., давно уже потеряв ориентацию, умеет бесстыдно демонстрировать частное неприличие фактом открытого «творчества». Мусор, который она вытряхивает из жизни и из себя никто и не собирается подметать, более того — он, склеенный жидкой стилистической слюной, структурирует любое печатное пространство в стенгазету, выпускаемую октябрятской звёздочкой им. Н. Горлановой. Вот таким примерно образом.
Сандро Мокша — единственный обнаруженный нами на Урале (обнаруженный, кстати, давным давно) средневековый «лыцарь» литературы, городской сумасшедший, который если что и демонстрирует, так только свое нерасчленённое сознание, а отнюдь не пробавляется рекламным петтингом с окололитературной тусовкой. Поэзия для Мокши — малолитражное средство непередвижения по этому миру, средство застывание в пределах личного ракурса, имя которому полнота/слепота/мутата/трата-та… Вот уже более полугода прошло, как Мокша пропал. Мы потеряли Мокшу и теперь уже не найдём никогда. Честно говоря, по-настоящему мы его никогда и не находили.
P. S. Для справки: пришлось разбить пространство номера на две зоны: первая — «Городские сумасшедшие» (разрушение замысла) и вторая — традиционный блок. Читатель легко сориентируется, если, конечно, ориентация вообще входит в его задачу.