— Это меня в счет переработки отпустили, — успокаивает меня супруга, — а так с дисциплиной на производстве действительно строго. Но наказывают лишь в крайнем случае, голодно, эвакуированные иногда, чтобы семьи свои кормить, вынуждены по селам ездить, за отпущенное время вернуться не успевают, вот и получаются прогулы. Завком старается каждый такой случай отдельно рассмотреть.
— Так разве завод своих работников дополнительными карточками не снабжает?
— Почему не снабжает? — Удивляется Катя. — Очень даже снабжает, даже обеды на фабрике кухне для членов семьи устраивают, но для семей хватает впритык, а они в пути наголодались.
— А много эвакуировали? — Спрашиваю я.
— Так только с московского завода почти полтысячи рабочих прислали, — рассказывает жена, — говорили, там бомбежки были, жуть. Завод горел, вот их сюда и направили. А нам-то что — работников лишних не бывает. К тому же новые производственные участки открыли, где из стекловолокна обшивку делаем.
— Ну, если только так. — Задумываюсь я. — А на моторостроительный тоже эвакуированных прислали?
— Да, говорили, что вроде с Могилева.
— И куда их посели? — Интересно мне.
— Да, с расселением проблемы. — Мрачнеет Катерина. — Уплотняли, естественно, у нас в доме несколько семей из двух комнат, в одну определили. В общежитии по шесть человек на комнату расселяют. Да и двенадцать двухэтажных деревянных домов осенью построили, в дополнение к трем каменным. Это уже инициатива директора завода, как будто знал, что с жильем будет плохо. В центре тоже уплотняют, но это же временно, на полгода или максимум на год.
— Нет, это не на полгода, и даже не на один год, — говорю супруге, — война будет тяжелой и кровавой. Но это я только тебе говорю, чтобы избавить от иллюзий, другим об этом знать не положено.
— Неужели все так плохо? — Удивляется Катя.
— Ну, если бы было все плохо, то фашисты уже Москву бы захватили, — успокаиваю я её, — а так обломятся.
— Страсть какую говоришь. — Хмурится супруга. — А как же наступление, столько городов освободили?
— Города, действительно освободили, — пожимаю плечами, — но немец силен, я же говорил тебе, что с ними против нас половина Европы, просто они никогда не вели военные действия зимой. Мы их, конечно, знатно пощиплем, но совсем прогнать их в сорок втором не получится.
— А в сорок третьем? — Тут же нарываюсь на вопрос.
— А вот в сорок втором и будет видно, — закрываю поцелуем очередной вопрос супруги. И вообще, я по ней соскучился, а ее на разговоры потянуло, нет уж, так дело не пойдет.
— Погоди, — пытается она вырваться из моих объятий, — я же еще твои награды не смотрела.
— Потом посмотришь, — прерываю я ее желание смотреть их именно сейчас, в самый неподходящий момент, — мы в данное время одни, и надо использовать такую возможность.
Надо отметить, что возможность использовали на все сто, только через два часа стали приводить себя в порядок.
— Это и есть Орден Ленина, — ткнула Катерина пальчиком в висевшую на стуле гимнастерку.
— Да, это он. Дали за восемь сбитых немецких самолетов. — Уточняю я.
— А это? — Теребит она звезду героя.
— А это дали уже за девятнадцать сбитых. — Поясняю назначение награды.
— Погоди, — Катя начинает смутно о чем-то догадываться, — так это же звезда героя?
— Да, — просто говорю я, — твой муж герой СССР.
— Но почему ты не написал? — Распахиваются ее глаза.
— Потому, что я приехал быстрее письма, — развожу руками, — и вообще, теперь я руководитель КБ при моторостроительном заводе. Буду снова конструировать мощные моторы.
— А форма? — Тут же следует вопрос.
— А форма пока останется при мне, — вздыхаю я, — меня пока никто не демобилизовал. Вроде как командировали для выполнения правительственного задания.
— Хм, — супруга смотрит на меня с хитринкой, — у меня теперь свой «товарищ капитан», герой Советского Союза. Девки обзавидуются.
— Вот-вот, — кривлюсь в ответ, — а надо быть скромнее, а то захочет кто-нибудь семью разрушить, чтобы заиметь «товарища капитана» в личное пользование. Что тогда будешь делать?
— А что, капитан своего мнения не имеет? — Улыбается Катерина. — Его может любая, как телка на веревочке увести?