— Ты дотронулся до неё, — шипит Тристан, кивая в мою сторону. — Ты не имеешь права прикасаться к моей девушке.
Моё сердце согревается от того, как он называет меня своей девушкой, но это превратилось в такую уродливую сцену. У меня дикое желание уйти, просто сбежать и забыть всю эту ночь, когда-либо случавшуюся.
— Сначала она была моей девушкой, мудак, — Марк смеётся, и Тристан снова бросается на него, другие парни удерживают его, говоря, чтобы он успокоился.
А всё, что я могу делать, это стоять там и смотреть на разворачивающуюся передо мной сцену, словно я какой-то статист на съёмочной площадке, которого не используют, но почему-то считают необходимым.
— Марк, прекрати, — начинаю я, но Тристан смотрит на меня, его ноздри раздуваются, рот сжат в тонкую линию.
— Вам двоим лучше уйти, — твёрдо говорит Гейб, положив руку на плечо Тристана и подталкивая его в мою сторону. — Если, конечно, ты не против пойти с ним домой? — спрашивает он с выражением искренней озабоченности на лице.
Вскидываю руки вверх, раздражённая его расспросами. Как будто я теперь должна его бояться?
— Конечно, я хочу пойти домой с ним.
— Тогда пойдём, — Тристан сбрасывает руку Гейба и подходит ко мне с пылающими от гнева глазами. Разочарование. И множество других эмоций, которые я даже не могу определить. — Ты готова, Александрия?
Кивнув, позволяю ему взять меня за руку и вывести из помещения, его хватка крепкая, выражение лица полностью отсутствующее. Всё, что осталось, — это его обычная бесстрастная маска, которую он так чертовски хорошо умеет носить.
Мы ни с кем не прощаемся, и, когда проходим мимо, на нас пялится куча народа, отчего мне неловко. Вот это конец вечера. Такое чувство, будто я всё испортила. Будто этот идиот Марк тоже столько всего не испортил. Почему его не выгоняют? Не то чтобы я хотела остаться, но все автоматически предполагают, что в этой ситуации плохой парень — Тристан.
Это он толкнул Марка на пол…
Но сделал он это из-за меня. Никто никогда раньше не делал для меня ничего подобного.
Мы выходим из отеля, не сказав друг другу ни слова, и, как только нас окутывает тёмная ночь, делаю глубокий вдох, уговаривая себя не плакать. Эта ситуация не стоит моих слёз. Мы с этим разберёмся. Он не сердится на меня. Он злится на Марка за то, что тот столько дерьма наговорил обо мне.
К тому времени, как мы оба садимся в машину, меня трясёт, я безумно нервничаю. Тристан всё ещё ничего не сказал. Он даже не посмотрел в мою сторону, завёл машину, и ничего. Он просто сидит на водительском сиденье, уставившись на руль, его грудь быстро поднимается и опускается — единственный признак того, что он действительно жив.
— Макинтош, — наконец произносит он, медленно поворачивая голову и смотря в упор на меня. — Твоя фамилия Макинтош?
Я смотрю на него, во рту пересыхает, пока я пытаюсь подобрать правильные слова, чтобы всё объяснить. Мне стоило рассказать ему раньше, но это было неважно. Во всяком случае, не для меня. Алекс Макинтош — это прежняя я. Я больше не та девушка.
— Раньше была.
Его рот кривится в гримасе отвращения, как будто он только что съел что-то особенно отвратительное.
— Раньше была? Что, чёрт возьми, это вообще значит, Александрия?
Я вздрагиваю, когда он кричит, в маленьком пространстве его машины звук очень громкий. Но он всё ещё не собирается двигаться, так что, думаю, разговор будет прямо здесь.
— Я сменила фамилию. В конце моего выпускного класса родители были арестованы по обвинению в растрате. Они управляли собственной инвестиционной компанией, и их обвинили в краже миллионов у своих клиентов. Они обслуживали множество крупных счетов с огромными деньгами, и у них это хорошо получалось. Пока, как я думаю, мой отец не стал слишком жадным и не начал воровать, — объясняю я убито, на сердце горько. Я всё ещё не оправилась от того, что они сделали. И не думаю, что когда-нибудь смогу. — Потом присоединилась и мама, и в конце концов их обоих поймали.
— Итак, они в тюрьме, — говорит он ровным, бесстрастным голосом, уставившись в пространство, не отрывая взгляда от лобового стекла.
— Да, — тихо подтверждаю я. Мне бы хотелось, чтобы он посмотрел на меня. Чтобы увидел, насколько я искренна. — После того, как нашу фамилию протащили через суды и средства массовой информации, как только я поняла, что мы потеряли всё и пути назад нет, я сменила имя и уехала. Я хотела начать сначала, начать новую жизнь. Там бы я никогда не смогла этого сделать. Все были в курсе позора моей семьи, моего позора.