Спасибо, что был для меня большим родителем, чем настоящие.
- Пока, - одно слово, всё, что я смогла вытянуть из себя. Повесив трубку, я спрятала своё лицо в водопаде собственных волос. Скорее всего, он готовится. Он выступает в пять, тогда я наверняка права. Логика не была до конца поглощена моим угнетённым состоянием. Мне нужно с кем-нибудь поговорить.
- Ты борешься со мной... - пел Дрезден, мучая меня. - И я едва стою на ногах.
Я энергично растираю свои щёки. В эту игру можно играть вдвоём. Чехол моей гитары с шумом опускается, когда я большими пальцами открываю защёлки на нём. Я тщательно настраиваю гитару, краем уха прислушиваюсь к тому, какую песню начинает петь Дрезден.
- Сладкая малышка, - напевал он. Мой пульс отстукивал рваный ритм, жёсткий медиатор, зажатый между пальцев, щекотал струны. За завесой переливов моих струн я слышала, как он стих, как он прервался.
Он не ожидал, что я отвечу ему таким вот образом.
От ухмылки болели щёки.
- Ты пылаешь. - Он стал громче, решительнее. Он придвинулся поближе к стене? - Моя любовь, милая моя, это будет для тебя в последний раз... - Стоя ровно, я не пропустила ни одной ноты, пока шла к разделяющему нас окрашенному барьеру.
Между нами было одновременно всё и в тоже время ничего, когда мы играли с Дрезденом вместе. Мы были совершенством. Нам не надо было видеть друг друга, мы чувствовали ритм и следовали за по его следам. Он вёл меня, но я оставляла следы, чтобы мы вернулись. Когда мы ускорялись, то же самое делало и моё сердце.
В его словах было какое-то эхо, как если бы он прижался щекой к стене. - Ты будешь моей, если я достану тебя с того света.
Я крепко сжимала зубы, дрожь распространялась по всем моим клеточкам. До этого он пел для себя. Что-то изменилось.
Он пел для меня.
- Ты будешь моей...
Сглотнув, несмотря на то, что весь мой язык распух, я сжала колени вместе. Жар вернулся. Он вцепился в меня, это был пар, который нужно было выпустить. Блядь, я была полностью готова для Дрездена. Вот чем было это чувство. Эмоция, которая согнула меня пополам своей волей, которая держала меня в плену так же, как и низкий голос моего вокалиста.
Я представляла, на что это будет похоже, если поцеловать его снова.
Он был таким настойчивым, таким первобытным. Он так хорошо пах, о боже, если я только ещё раз окажусь рядом ... Прежде чем сама поняла, что делаю, я прижалась губами к стене. Я знала, что это такая глупость. Если бы кто-то увидел меня, они бы подумали, что я сумасшедшая.
Или жалкая. Но не было никого, кто бы наблюдал за мной. Прямо сейчас, во время нашего музыкального единения, не могло быть никаких стен. Я целовала холодную краску, но от его грубого тона материал вибрировал. Он затронул мои лёгкие, пронёсся вниз по позвоночнику и дальше, от него немели губы.
Я играла окончание «Velvet Lost» с закрытыми глазами. Последние звуки музыки растаяли, как снежинки на моей обжигающей коже.
Я думала о его медовом языке, его угрюмом взгляде. Когда я подняла взгляд, то пустая стена оставила меня в подавленном настроении. Сражаться с Дрезденом было так сложно. Всё, к чёртовой матери, было так сложно.
Как и он сам. Всё, связанное с ним, такое сложное. Как самая настоящая девственница, я покраснела, как свёкла. Я оценила по достоинству то, что была одна.
- Лола.
Вздрогнув, я отскочила от стены. Вот дерьмо. Чего ещё я ожидала? - Хэй,- ответила я невразумительно, чувствуя дрожь в своём голосе.
Что-то скользнуло по стене. Не знаю, была ли это его рука или что-то ещё. Мои глаза скользнули к тому месту, которое я целовала, представляя, что он повторял за мной. - Лола, - снова сказал он резче. - Мы должны взять парней и отправиться в «Филлмор»
Я кивнула, зная, что он не может видеть. - Хорошо. Дай мне только переодеться.
- У них там есть одежда для тебя.
Скривив губы, я рассмеялась. - Серьёзно? Отлично. В любом случае, почти вся моя одежда грязная.
Он больше ничего не сказал, поэтому я поспешила влезть в самую чистую одежду, что у меня осталась. Если организаторы - или это было только для Four and a Half Headstones? - собирались меня переодеть, то я не буду беспокоиться.
Я оголила свой затылок, стянув волосы в узел. Меня изнурила эта небольшая импровизация, а не те усилия, что я приложила. Когда он поёт, я чувствую, будто он проскальзывает через мою голову к самому нутру, к моей сущности. От мыслей о том, как сам Дрезден проскальзывает в какую-то часть я становилась влажной.