В кабинете, пока говорили взрослые, Леша, на удивление,
молчал. Он только теребил у майора волосы, точно так, как всегда любил это проделывать с отцовской шевелюрой.
Директор рассказала о том, что мать ребенка недавно умерла, и
поэтому мальчика направили в дом для круглых сирот. Она сейчас даже не знает, как выйти из этого щекотливого положения. - Выход простой, - ответил, несколько успокоившийся майор, - мы заберем ребенка к себе. Я, обычно, без согласия жены даже более простых решений не принимаю, но в данном случае вариантов быть не может. Мы с женой люди обеспеченные и, к тому же, бездетные, а Леша сын нашего погибшего друга. Так о чём же может идти речь?
- У нас такие вещи практикуются, и довольно часто. Но всё
необходимо должным образом оформить.
– Моя жена в отъезде, но я сегодня же дам ей телеграмму. Как только она приедет, то немедленно займется всей юридической стороной дела. А сейчас разрешите мне Лешу забрать с собой. – Бессонов улыбнулся своей неотразимой улыбкой, - Вы видите сами, что он меня не отпустит.
Долго объясняла директор, что не имеет право этого делать, но все-таки сдалась.
– Вы же понимаете, что я отвечаю за ребенка, но Вам я доверяю, как себе, и надеюсь на Ваше слово немедленно прислать жену. – В заключение сказала она.
Пока шел этот длинный и сложный диалог, концерт с горем пополам подошел к концу. Зрители были возбуждены происшествием, в зале стоял шум и разговоры.
Подарки вручал замполит первой эскадрильи. И после этой торжественной части гости пошли курить, а хозяева, проветрив освободившийся зал, стали накрывать праздничный стол для гостей.
Бессонов непривычно и неловко кормил ребенка обедом. – Давай, - говорил он, – я ложечку и ты ложечку. – Леша беспрекословно подчинялся всему, что говорил майор.
- А Вам идет быть папашей. – Заметила молодая и миловидная
воспитательница, которая не сводила с красивого лица майора глаз. – Ваша жена так же, как и Вы, любит детей?
– Быть родителями к лицу каждому нормальному человеку, - мельком взглянув на спросившую, отвечал Павел. – А жена моя детей очень любит, поскольку это в крови у каждой женщины.
Обед длился недолго, и гости стали прощаться.
– Ты меня не оставишь здесь, после длительного молчания пролепетал Алеша.
– Что ты? Что ты? – успокоил мальчика Бессонов. – Мы сейчас поедем домой.
– А Яша? – забеспокоился малыш.
– Яша это кто? – с улыбкой спросил майор.
– Яша это мой брат, - стал объяснять Леха.
Директор рассказала летчику о традициях дома и о том, что с первых же дней пребывания Алеши Кузнецова с ним подружился очень хороший мальчик, Яша, как ни странно, тоже по фамилии Кузнецов. Они друг друга называют братьями, и разлучить их тоже будет большая проблема. Яша-то уже большой, он в седьмом классе, он поймет. А как всё растолковать маленькому Леше?
За Яшей пошла воспитательница, которая успела всё объяснить ему, пока они подошли к майору с мальчиком на руках. Алеша потянулся обнять «брата», не слезая с рук своего обретенного папаши.
– Мы сейчас поедем домой, - с радостным смехом сообщил он Яше. – Правда, папа?
Майор стоял в полной растерянности и не знал, что сказать. Его опередил рослый, смуглый, с добрыми и умными глазами мальчишка.
– Братец, - сказал он, - я не могу поехать с вами, ведь ты же знаешь, что я занимаюсь в школе и мне нельзя пропускать занятия.
Лицо Лёши скривилось, и из глаз потекли слезы. Он сначала захныкал, а потом разразился громким плачем.
– Папочка, пусть Яша поедет с нами, - упрашивал он Бессонова, обняв его за шею.
- Не надо плакать, маленький, - успокаивал его майор. – Яша
будет бывать у нас в выходные дни, когда у него занятий не будет. А на каникулы обязательно приедет к нам погостить.
Долго уговаривали и успокаивали Лёху, пока он, расцеловавшись с Яшей, не согласился сесть в кабину «Победы», прельстившись её рулем и приборами. Машины тронулись и, быстро набирая скорость, скрылись за поворотом. Яша Кузнецов медленно оторвал взгляд от оставленного ими облака пыли и побрел к спальному корпусу.
9
С билетами проблем не было, поскольку курортники уже разъехались. Людмила взяла себе мягкий вагон в надежде, что за ночь отдохнет перед приездом домой.
За неделю, что не была дома, она успела стосковаться по мужу. Ведь всё время совместной жизни с Бессоновым они не разлучались ни на один день. И теперь казалось, что прошла целая вечность её пребывания в Крыму.
Людмила всегда ругала себя за тот грубовато насмешливый тон, с которым она при посторонних разговаривала с супругом. Когда они были одни, эта грубость исчезала, уступая место самой нежной, самой трогательной женской ласке и заботе. Она поклялась себе, что непременно прекратит эти театральные скандальчики, которые умела разыгрывать с завидным актерским мастерством. – Какая я дрянная девчонка, - ругала она сама себя, - если не умею ценить такое сокровище, как мой муж. Ей до боли хотелось тут же оказаться дома и повиснуть на шее её любимого, доброго, умного и такого красивого Бессонова. Но надо было набраться терпения и чем-то себя занять в течение трех часов, которые оставались до отхода поезда.
Первое, что сделала Людмила, это отправила телеграмму мужу с просьбой встретить её на вокзале. Телеграмма была деловая, но с припиской «скучаю, обожаю, обнимаю, целую. Твоя Мила».
Ещё успела она забежать в больницу, где встретилась с Надиной подругой Клавой. Они всё оговорили, что касалось памятника, и Бессонова оставила ей свой адрес, а Клава телефон. Собрав все вещи в гостиничном номере, она пошла к окошку дежурной, чтобы сдать ключ и получить документы. Но вместе с паспортом ей вручили телеграмму. «Приезжай как можно скорей. – Прочитала Людмила. - Не волнуйся всё в порядке. Целую, твой Паша». – Что же такое могло случиться, если всегда спокойный и сдержанный Бессонов, требует её возвращения. Спрятав телеграмму и схватив свой легкий чемоданчик, она направилась на вокзал. Состав формировался в Симферополе, и как только началась посадка, Людмила оказалась в уютном купе минут за тридцать до отхода поезда.
Соседей-попутчиков ещё не было, и она вновь занялась чтением телеграммы. Вопрос: что же такое произошло дома, не оставлял ни на минуту, и надежда на отдых в мягкой постели покидала Людмилу. Однако она постелила на своей нижней полке и, пользуясь одиночеством, переоделась в домашний халат. Вскоре все же поезд тихо тронулся, и мимо окон стали мелькать служебные здания вокзала и старенькие дома окраины крымской столицы. Когда состав набрал скорость и столбы электропередач пробегали перед её взором всё чаще и быстрее, глаза, утомленные этим однообразием, начали медленно закрываться, и она устало опустилась на постель. Тело стало таким тяжёлым, что трудно было натянуть на себя простынь с шерстяным одеялом. Проявив необычайную силу воли, Людмила всё же закуталась потеплее и, несмотря на то, что простыни и наволочка были совершенно сырые, под ритмичный стук колес мгновенно уснула.
Снился ей лётный городок. Она, что-то напевая, вешала на протянутый возле дома тонкий авиационный трос белье. Белье было почему-то совершенно мокрое и горячее, и от этого тяжёлое и обжигающее руки. Вдруг в небе, всё усиливая пронзительный звук, пикировал штурмовик. Сквозь этот шум она услышала голос Бессонова: «не печалься, ласточка, у тебя ещё всё впереди». Внезапно всё стихло, а самолет со свистом врезался в землю. Раздался взрыв. Людмила, окончательно не просыпаясь, приоткрыла глаза и увидела, что дверь купе с шумом распахнулась и в ней показалась дородная дама с объёмным багажом. – Вы уже отдыхаете? – писклявым голосом спросила новая пассажирка. – Нет. Я сплю. – Вяло ответила Люда и закрыла глаза. Тут же она вновь оказалась возле собственного дома. Бельё было холодное, как лед. От упавшего самолета к дому двигался бензовоз. На его ступенях стоял Никита Кузнецов. – Где Бессонов? Где Паша? - кричала в истерике Людмила. - Кузнецов обнял за плечи соседку и тихо шептал ей в ухо: - Нет Павла. Нет. Сегодня его очередь не быть. – Она открыла рот с намерением позвать мужа, но голоса у неё не было. Сколько ни пыталась крикнуть Люда, ни единый звук не мог вырваться из её онемевшего рта. Но вдруг, точно прорвав платину, раздался крик: «Паша!!!»