— Я бы не отказался от вафель. — Джекс похлопал себя по шести кубикам пресса под обтягивающей белой футболкой. Вероятно, он мог съесть целую гору и по-прежнему выглядел бы так, словно в третий раз сошел с обложки Men's Fitness.
— Ты и еда. — Я стукнула его в грудь.
— Я люблю поесть.
— Нездоровую пищу, — поддразнила я.
Он накрыл ладонью мой рот.
— Скажешь хоть одной душе, и я снова тебя запру. Тяжелые времена, и все такое.
Я куснула его руку, брат взвизгнул.
— Мистер Я-ем-только-салаты-перед-другими-людьми-а-при-закрытых-дверях-у-меня-есть-тайник-из-конфет-в-каждом-укромном-уголке-квартиры! Даже в твоей тумбочке! Забудь про презервативы! У тебя там Желейные бобы!
— Кинс, клянусь, если ты кому-нибудь скажешь…
— Скитлс. — Я скрестила руки на груди. — Но только красные.
— На этом все. — Джекс устремился ко мне, одной рукой перекинул меня через плечо, затем схватил обе наши сумки и направился на улицу. — Пора идти домой, прежде чем ты выболтаешь еще больше коммерческих тайн.
— О-о-ох! — Я рассмеялась. — Типа той, что за день до игры ты ешь пиццу только с ананасом, и буквально отправляешь обратно вышеупомянутую пиццу, если на ней не будет ровно тридцать восемь кусочков ананаса?
Он ущипнул меня за ногу.
— Эй!
— Тпру! — Миллер только что вышел из раздевалки, полностью одетый, черт. — Она причиняет тебе неприятности, мужик?
— Когда она не причиняла мне неприятности?
— Хорошо, что теперь мы разделяем это бремя, — сказал Миллер, подмигивая мне, а затем последовал за нами.
— Правда!? — пошутил Джекс.
Но его шутка удалась, потому что все время, что Миллер следовал за нами, он делал лишь одно — смотрел прямо в вырез моей футболки с многообещающей ухмылкой на лице.
Я попала.
ГЛАВА 12
МИЛЛЕР
Семейный ужин.
То, чего я не делал с тех пор, как умерла моя мама.
Из-за мысли о том, что в течение всего ужина я на самом деле буду сидеть с родителями Кинси, был готов бежать в противоположном направлении.
Это была слишком больная тема.
Прежде чем мой папа обнаружил любовь всей своей жизни — алкоголь — у него была другая. Моя мама.
И хотя у них не было идеального брака, им всегда удавалось собираться каждое воскресенье для совместного ужина.
Там всегда было одно и то же. Жареная морковь с несколькими картошками. Иногда был десерт и почти всегда, мы заканчивали есть в гостиной за просмотром телевизионной трансляции игр Национальной футбольной лиги на канале NBC.
Традиция.
Это слово обжигало.
У меня было такое ощущение в груди, что сердце билось слишком часто, словно я не мог остановиться и вот-вот взорвусь изнутри.
Но Кинси попросила.
И затем добавила — словно я уже не получил достаточно эмоционального дерьма — что ее папа был бы счастлив увидеть ее с кем-то.
Отлично.
Если бы он только знал, что я причинил ей боль, и не один, а два раза.
Что, вероятно, именно я был причиной того, что она была такой рассерженной, когда вернулась из Европы.
Что я был способен только на то, чтобы сделать это снова.
И что, несмотря на все это — я все еще хотел, хотел ее — возможно, потому, что когда я был с ней, она заставила меня хотеть большего.
И если это не вселяло страх, то не знаю, что вселяло.
Я потерял Эм.
Я потерял маму. Единственных двух женщин, которых я любил в своей жизни, вырвали у меня под разными обстоятельствами. Я не был уверен, что смогу такое пережить в третий раз.
Я не был уверен, что хочу хотя бы попробовать.
А такие девушки, как Кинс, словно яркие бликующие солнечные лучики, которые знали, как выломать дверь и войти, но боялись темноты — они заслуживали героя. А не эмоционально-двинутого футболиста, который скорее переспал бы с множеством других женщин, чем отдал бы свое сердце и снова бы его потерял.
Это было глупо?
Глупо.
Единственное объяснение, которое у меня было, было даже глупее.
Думаю… нет, знаю.
Мое сердце не было целым.
Так разве это было честно с моей стороны — вообще пытаться дать что-то, что даже не функционировало должным образом, девушке, у которой было самое большое сердце, которое я видел?
Это было несправедливо.
Но не делало ее менее желательной, и чертовски точно не могло погасить пламя моей похоти.
Совсем нет.
Звук передаваемых за ужином тарелок вернул меня к настоящему. В мой нынешний ад.
К ужину.
— Итак, Харли. — Паула, мама Кинси, передала ей салат. — Чем ты занимаешься, милая?
— Йогой, — хрипло сказал Джекс, вмешиваясь. — А еще она модель… что же это?.. Детской одежды?