Я снова вздохнула.
Папа увеличил громкость.
— Ты собираешься вздыхать всю игру?
— Прости, — проворчала я.
Счет был три-три. У Сиэтла была безумно хорошая команда, но я знала, что наша лучше. Борьба между «Смельчакамим» и «Акулами» велась с 1940-го года, и поскольку мы были в одном дивизионе, до плей-оф нам приходилось играть с ними две игры.
Оба раза я почти не дышала всю игру.
Защита противников была интенсивной.
Мои глаза были прикованы к Андерсону. Я вздрогнула. Парень практически игнорировал меня в течение последних нескольких недель. Благодарить за это нужно было Миллера, но я все время чувствовала какой-то потаенный страх, что он загонит меня в угол, скажет что-нибудь жестокое или просто вернет меня в то беспомощное состояние, когда я была так напугана, что думала, никогда не выберусь из этих отношений. Андерсон был эмоциональным агрессором — он питался за счет слабых, и, загнав меня в угол, снова заставит испытывать страх, а я покончила с этим чувством.
Тай-энд «Акул» сделал блок, а затем перешел в бег. Андерсон был рядом, он подскочил, поймал мяч и побежал к нашей территории. Двадцать, тридцать, сорок ярдов.
Гол.
Я не радовалась.
Я его ненавидела.
Он убегал с поля, как гребанный павлин, а затем остановился, когда приблизился к Миллеру и, вероятно, сказал что-то оскорбительное.
Миллер отмахнулся от его слов и отвернулся.
Но затем Джекс пихнул Андерсона в спину.
О, нет.
Нет, Джекс, отступи. Отступи!
— Вот черт, — выругался папа. — Твоя мама не обрадуется из-за этого.
Камеры сняли все. Миллер схватил Джекса, чтобы не дать ему ударить Андерсона, и Джекс повернулся к нему. Санчес стал между ними и в итоге получил удар от Андерсона.
Миллер метнулся, чтобы помочь Санчесу, а Джекс пронесся мимо них и три раза сильно ударил Андерсона кулаком в лицо.
Тренер оттянул его.
Я закрыла рот руками. Джекс, что ты делаешь?
Подняли три желтых флажка.
И через нескольких секунд Джекса и Андерсона выкинули из игры.
Папа выключил телевизор.
Мы сидели молча.
Наконец, он встал и потянулся.
— Хочешь печеньку?
— Печеньку, — безжизненно сказала я. — Джекса только что выгнали с игры, а ты спрашиваешь, хочу ли я печенку.
Папа пожал плечами.
— Печенье все еще теплое.
— Папа! — Я вскинула вверх руки. — Послушай, я знаю, что стресс и так очень сильный из-за рака, но ты не можешь просто игнорировать тот факт, что Джекс, Мистер Американский Футбол, только что ввязался в драку!
— Конечно, могу. — Он усмехнулся. — Пришло время для того, чтобы мой мальчик справился со всем этим.
— Но…
— Гнев всегда побеждает, Кинси. Невозможно скрывать свои чувства вечно. — Голос папы стал тише. — И этот мальчик так долго сдерживал в себе гнев, что меня совсем не шокирует, что тот нашел выход. Джекс злится на тебя, злится на меня.
— Почему он на тебя злится?
— О, милая. — Папа шагнул ко мне, а затем наклонился, заглядывая мне в лицо. — Потому что он не может сердиться на рак, ему нужно что-то ощутимое, на что можно сердиться, поэтому он злится на меня, на тебя, но в основном твой брат злится на себя. У моего мальчика всегда был комплекс героя. Ему повезло вырасти, спасая всех от всего, или, по крайней мере, он думал, что спасал. А сейчас… сейчас его мир рушится. Все, что у него осталось, это футбол, самое последнее, на что нужно злиться… и посмотри, там он тоже отметился. А теперь скажи, ты хочешь печеньку?
— Но что ты собираешься с этим делать?
Папа посмотрел на темный экран телевизора.
— Совсем ничего.
— Но…
— Кинси, печенье уже остыло. Надеюсь, ты счастлива.
Папа ушел, оставив меня одну в гостиной. И я задалась вопросом, перестанет ли мой брат всех спасать… перестанет ли он спасать самого себя?
ГЛАВА 32
ДЖЕКС
Я позволил горячей воде колоть мою спину, словно маленькими иглами. Это не помогло избавиться от боли.
Больше ничего не помогало.
Я подвел отца.
Подвел Кинси.
Подвел свою команду.
Подвел, подвел, подвел, подвел.
— Нам нужно поговорить. — Это появился Миллер.
Я не был в настроении, чтобы его видеть.
Мы проиграли игру.
И во всем был виноват я.
Во всем.
Я не мог заставить себя взглянуть на экран телефона из-за страха, что Харли обругала мою жалкую задницу, что ей из-за меня стыдно, или, что еще хуже, отец прислал мне сообщение, что он разочарован.