— Я никогда не собирался так к тебе относиться.
— Я знаю. — Я его обняла. — Знаю, что ты делал это не специально, Джекс.
— Этот ублюдок тебя любит, и я не могу заставить его остановиться.
Я рассмеялась, уткнувшись ему в грудь.
— Дай угадаю, ты попытался, а он сказал «нет»?
— Что-то вроде того. — Его смех присоединился к моему. — Прости, Кинс. Прости. За то, что рассказал всем о твоей болезни, что был таким чрезмерно опекающим, за…. все.
— Не нужно. — Я пожала плечами. — Ты не был бы собой, если бы не был чрезмерно опекающим мудаком с комплексом бога.
Он ущипнул меня за бок.
— Очень смешно.
— Папа сказал, что ты придешь в себя.
Глаза Джекса наполнились слезами.
— Он хорошо меня знает.
— Потому что ты — это он. — Я улыбнулась. — Ты разве не видишь? Ты такой же, как и он, защищаешь всех и все вокруг себя, сражаешься за то, что хорошо, что правильно. Ты — его сын, и я знаю, что он никогда не гордился тобой больше.
— Он умирает, — прошептал Джекс. — И мы не можем это остановить.
— Нет. — Я крепче его обняла, когда у меня в груди сжалось сердце. — Но мы можем жить…
— Ты все еще помнишь, да?
— Ты сказал, что это моя единственная работа.
— Жить.
— И посмотри на меня сейчас. — Я отстранилась от него. — Миллер сказал то, что мне помогло. Он сказал, что все не будет хорошо, ни сегодня, ни завтра, ни во время похорон… сказал, что не может врать мне в лицо, что будет больно, но еще Миллер сказал, что, в конце концов, боль уменьшится, и однажды станет не такой интенсивной. Так что, несмотря на то, что сейчас больно, я уверена, что будет намного хуже… Я с нетерпением жду того дня, когда боль немного притупится.
— Вау. — Джекс сунул руки в карманы. — Неудивительно, что ты влюбилась в этого парня. Беспощадная честность.
— Мне нужно было это услышать.
— Думаю, мне тоже.
Дверь в квартиру открылась. Медленно вошел Миллер, посмотрел на меня, затем на Джекса, словно не был уверен, что тут происходит — ссора или перемирие.
— Ты сегодня отстойно играл, — сказала я, разрушая момент. — Вы оба. В следующий раз постарайтесь не ввязываться в драки и думайте лишь об игре. — Я указала на Миллера. — Ты хорошо блокировал, но можешь еще лучше, и знаешь это. — Затем повернулась к Джексу. — И я даже не стану начинать говорить о твоих бросках. Почти каждый раз, у тебя уходило не менее четырех секунд, и ты едва успевал вытащить руки из карманов. Ты намного быстрее, перестань танцевать вокруг мяча и выиграй на следующей неделе!
— Люблю, когда она говорит пошлости. — Миллер подмигнул мне.
Джекс застонал и заткнул уши руками, затем подошел к Миллеру, ударил его в живот и похлопал по спине.
— Добро пожаловать в семью. Помни, что я сижу во главе стола во время семейного ужина, когда мы смотрим игры — кожаное кресло мое, и если ты даже подумаешь о том, чтобы стащить последнее печенье с шоколадной крошкой, я тебя прикончу.
— Обожаю печеньки твоей мамы.
Я застонала.
Джекс с Миллером усмехнулись, обнялись, и мой брат ушел.
Миллер улыбнулся мне.
— Итак, как все прошло?
Я протянула руки.
— Было хорошо говорить обо всем, включая все то, о чем мне, вероятно, нужно поговорить и с тобой, но я еще не поговорила.
Миллер кивнул.
— Я всегда думал, что ты заговоришь, когда будешь готова, и знаю, что это нелегко.
— Нет, не правда. — Я все еще чувствовала стекло на стопах, трубки, торчащие из моего тела, когда мне переливали кровь. — Но…
Дверь распахнулась, появился Джекс, его лицо было ужасно бледным.
— Кинс, только что звонила мама, нам нужно идти.
— Что?
— Папа.
ГЛАВА 34
МИЛЛЕР
Все в жизни проходит полный круг. Все.
Я сжимал руку Кинси, пока мы пробирались по больничному коридору, по тому же коридору, по которому две недели назад шли на танцы в честь выпускного. Персонал проходил мимо нас, некоторые пялились.
Я написал сообщение Санчесу и Эм в минуту, когда мы запрыгнули в машину Джекса. Если все совсем плохо, то Джексу нужна его семья — вся его семья.