Я кивнул.
— Суп. Ты сказала, что вы с бабушкой любите суп.
— Суп из тыквы, если быть точной. — Она подмигнула. — С кусочками бекона, — добавила затем Харли хриплым голосом.
— Не думаю, что слово «бекон» когда-либо казалось мне таким сексуальным.
Харли хмыкая, знакомясь с моей кухней. Поняв, что нужно сходить в магазин, поцеловала меня в щеку, схватила ключи от моей машины, сказала, что скоро вернется, а потом оставила меня наедине с моими мыслями, с моей грустью.
Я принял душ, потом побродил по квартире как зомби, с пониманием, что все в моей жизни вышло из-под контроля
Что, черт возьми, я буду делать без отца?
Это ломало что-то внутри меня.
Разрывало сердце.
И мне казалось, что я в нескольких секундах от нервного срыва; всю жизнь я брал пример с отца, а теперь чувствовал себя потерянным. Потерявшим фокус. Чувствовал страх.
Черт, как же сильно я боялся.
И подумал, смогу ли я когда-нибудь стать прежним без отца, без его слов поддержки, без его грубых шуток и способности съесть целый поднос печенья.
Задумавшись, я лег на диван.
Казалось, прошло лишь несколько минут, когда меня мягко разбудили.
Харли стояла надо мной с тарелкой супа и самым вкусно пахнущим хлебом во всей вселенной.
Я все съел, потом наложил себе еще тарелку, а затем сказал Харли, что если бы еще не был в нее влюблен, то еда сделала бы свое дело.
Она втянула ртом воздух.
Я винил во всем бесподобную еду.
— Ты действительно это чувствуешь? — тихо спросила девушка. — Я имею в виду, что мы знаем друг друга всего несколько недель.
— Да, ну. — Я поставил тарелку. — Когда проходишь через всякое дерьмо вместе, то создается чувство, что прошло намного больше времени, ведь так? Это либо убивает отношения, либо сильнее вас связывает.
Она слабо улыбнулась, а затем встала и ушла.
Дерьмо. Я все испортил. Снова.
Через несколько секунд она вышла из коридора и что-то мне передала.
Нахмурившись, я посмотрел на пластиковую палочку в своей руке.
Две синие полоски пересекали небольшое окошко.
Две.
Синие.
Полоски.
— Я подозревала, — прошептала она. — Боялась тебе сказать...
Я накинулся на ее рот не дав произнести остальное, поднял ее и посадил на стол, обхватил руками щеки.
— Ты беременна?
— Да. — Она сглотнула. — Помнишь ту первую ночь?
— Думаю, ее нельзя забыть.
Лишь второй раз за наше знакомство я видел, как она краснеет.
— Я боялась, что тест будет положительным, боялась, что ты сбежишь, а потом произошло все это. — Харли вздохнула. — Я отгоняла подозрительные мысли, думала, что мое тело просто находится под безумным стрессом, а потом ты вернулся, и мы были счастливы, и я подумала: «О, отлично, добавлю ему еще одну проблему». — Ее глаза встретились с моими. — Еще одну вещь, которую ты не можешь контролировать.
Я прижался лбом к ее лбу и сделал глубокий вдох.
— Знаешь, если чему-то и научил меня прошлый год, то тому, что некоторые самые лучшие вещи в жизни нельзя контролировать.
Ее глаза наполнились слезами.
— Такие как ты, — прошептал я ей в губы. — Как наш ребенок.
— Наш ребенок, — повторила она с улыбкой.
— Да. — Я мягко поцеловал ее в губы. — Наш.
— Мы расскажем об этом твоему отцу?
Я кивнул и рассмеялся.
— Он меня убьет, назовет идиотом, а потом попробует пожить немного подольше, чтобы почувствовать, как толкается наш ребенок.
— Надеюсь, что так и будет. — Она коснулась своего плоского живота.
— Спасибо. — Я подхватил Харли со стола, отнес на диван и осторожно устроил в своих объятьях, чтобы не давить на хрупкое тело.
— За беременность? — поддразнила она.
— Жаль тебя расстраивать, но это все я… просто… Боже, Харли, мне было так хорошо в твоих объятиях. Было так приятно не чувствовать ничего, кроме тебя. Я никогда раньше такого не чувствовал к другому человеку. Думаю, что первый раз за все время, когда полностью отказался от какого-либо контроля, и был тот момент, когда я оказался в твоих объятиях.
Она хлюпнула носом.
Я посмотрел через ее плечо.
— Неужели непробиваемая Харли плачет? Мне следует сказать об этом твоей бабуле?
Она ткнула меня локтем в живот.
— Это было действительно мило.
— Это правда. — Я поцеловал ее в шею. — Поэтому, думаю, можно сказать, что в первый раз, когда я потерял контроль… мне подарили не один подарок, — я приложил руку на ее живот, — ...а два.
Она повернулась в моих руках и поцеловала в губы, потянула меня за волосы, а затем начала стягивать мою футболку.
Одежда обоих была снята в считанные секунды, и все это время наши рты не отрывались друг от друга.
И потом, я почувствовал себя как дома. В ее объятиях.
И должен был признать, что для меня все произошло именно так, как и должно было случиться, потому что в этот момент казалось невозможным, чтобы все было иначе.
ГЛАВА 38
МИЛЛЕР
Предсезонная игра № 2
Сан-Франциско против Белвью
Домашняя игра
Любимая команда: «Смельчаки» Белвью
Тренер зашел в раздевалку, обвел нас взглядом и прочистил горло.
— Парни, как правило, я не выступаю перед вами с речью перед предсезонной игрой, и если бы это сделал, то речь была бы сосредоточена на том, чтобы вы играли от всего сердца, чтобы обеспечить нам место с помощью этой программы. Но сегодня, после такой недели, я чувствую, что кое-какие слова нужно сказать. — Он переключил внимание на Джекса. — Когда одному из нас больно, то больно нам всем, вот что такое братство. Мы страдаем вместе, стоим вместе, поэтому когда выйдем отсюда, я хочу увидеть единство, хочу, чтобы мир знал, за какую команду болеет. Это выходит за рамки футбола. В этом, парни, наша жизнь. Мы не знаем, кто может на вас смотреть, возможно, кому-то нужно увидеть, что его герои стойко преодолевают трудности. Играйте сегодня как герои, и вы выиграете.
Все смотрели кто куда.
Наверное, потому, что это была одна из лучших речей, которые мы слышали, и у нас у всех накатывались на глаза слезы.
Джекс встал.
Мы последовали его примеру.
И затем он сделал то, чего никогда раньше не делал — он потянулся к руке Санчеса с одной стороны, а затем вторую руку продел через мою руку.
Остальные игроки последовали его примеру, так мы все и шли, сцепившись руками, до самого туннеля и так вышли на поле.
Из-за криков толпы было трудно сосредоточиться на чем-то, помимо того, что мир видел – мы выходим на это поле с высоко поднятой головой.
Видел наше единство.
Надежду.
Видел наше братство.
И никогда в жизни я не испытывал такой гордости из-за того, что был частью всего этого.
Джекс укрепил свою позицию как единственного лидера, за которым мне хотелось следовать, и я знал, что был не единственным, кто чувствовал то же самое. Я предпочел бы принять удар на себя, чем допустить, чтобы ему причинили вред.