Дверь в мою квартиру распахнулась.
— Черт, неужели у всех есть ключ? — прошептал я себе под нос.
— Почему она нюхает твою футболку? — Санчес ухмыльнулся, раскачиваясь на носках, подмигнув Кинси, а затем покачал головой, глядя на меня. Я ожидал, что он сейчас поднимет руку, чтобы я «дал ему пять», а затем спросит у Кинс: «Ну, и как он в постели?»
Но, слава богу, вмешалась Эмерсон, стукнув его в живот.
— Спасибо, Эм. — Я медленно отстранился от Кинс на достаточное расстояние, чтобы мы со стороны казались друзьями, а не в нескольких секундах от перепиха на диване.
— Эй, ребята, вы встречаетесь? — Эм широко развела руки.
Санчес прищурился.
— Вы оба вздрогнули.
— Мышечный спазм. — Я кашлянул. — Мы недавно «тягали железо».
— Вау, у меня такое чувство, что мне только что изменили. — Санчес медленно покачал головой. — Если ты страховал ее при поднятии штанги, то между нами все кончено.
— Не-а, это я приберег для тебя, — ответил я саркастическим голосом.
— Вот это мой мальчик. — Он протянул руку, сжатую в кулак. — И у вас не было никаких мышечных спазмов, я не куплюсь.
— У меня был, с учетом того, что Кинс была за рулем моей машины, чудом не убив нас. Мы чуть не отправились на тот свет вместе с машиной.
— Ты позволил Кинс управлять тяжелой техникой?
— Я же держала его на мушке. — Кинси сложила руку в виде пистолета и «выстрелила» в моем направлении.
— Ага, я на это не куплюсь. — Санчес и Эмерсон стали в одинаковые позы, из-за чего я занервничал. Как они вообще обо всем узнали? Все произошло лишь несколько часов назад, а не дней, и вроде ни я, ни Кинс ничего не выкладывали в соцсети.
— А Джекс? Он просто с этим согласился? Он знает? — Эмерсон направилась к нам. — В прошлом году он пытался тебя убить.
— Спасибо! Я сказал то же самое, — произнес я, свирепо посмотрев на Кинси, и пожал плечами. — Он поощряет… это.
— Это? — Санчес усмехнулся. — А что именно «это»? Типа, насколько это серьезно? Насколько приятно? Это вроде...
Я показал ему средний палец.
Он открыл было рот, а потом расхохотался.
— Капец, а он знает, что вы, ребята, переспали?
Проклятье, единственная причина, почему об этом вообще было известно Санчесу, потому, что он видел Кинс обнаженной в моей постели и сделал предположение. Правильное, но все-таки предположение.
— Скажи это еще громче, Санчес, думаю, тебя еще не услышали на Восточном побережье! — Кинси вскочила. — И нет, он не ЗНАЕТ об этом, и именно поэтому твой друг Миллер все еще дышит!
— И все-таки вы встречаетесь? — У Эмерсон явно были трудности с осознанием этого.
Дерьмо. Мне не хотелось лгать своим лучшим друзьям, людям, которые буквально помогли мне пережить один из самых тяжелых периодов в моей жизни… хотя они и были частично к этому причастны.
— Послушайте. — Кинси потянулась к моей руке. — Вы не должны ничего рассказывать о сексе.
— Я в замешательстве. — Санчес отодвинул стул и сел. — Но Джекс знает, что вы встречаетесь?
— Мы не торопим события. — В тот момент как слова слетели с моих губ, мне захотелось задушить самого себя. Не торопим события? Серьезно, чувак? — Это единственное условие, при котором Джекс дал бы мне разрешение.
Если глаза Санчеса расширятся еще сильнее, то они выскочат из орбит.
— Ты спрашивал… разрешения? — Как бы сильно мне не хотелось рассказать Санчесу о том, что происходит на самом деле, он задал слишком много вопросов, на которые я не был готов ответить.
— Ребята! — спасла меня Кинс, схватив за руку и, на этот раз, не сжимая ее слишком сильно, так что мне не пришлось кривиться перед ними. — Это к лучшему. Просто порадуйтесь за нас.
Эмерсон все еще выглядела так, словно не купилась на это:
— Послушайте, мы… я просто… я имею в виду, как долго это происходит между вами?
— С Лас Вегаса, — произнесла Кинс. — Мы общались через е-мейлы, смски. — Ее лицо запылало из-за произнесенной лжи. — Вот что между нами.
Ложь росла как снежный ком.
А вместе с ней и...
Вина.
Ведь, ради того, чтобы забыть Кинс, мне пришлось вычеркнуть из жизни все общение с ней, пока она была в Европе.
Я ни разу не отправил ни одного СМС.
Ни одного е-мейла.
Не звонил.
Словно то, что было между нами в ту ночь, никогда не происходило. Достаточно плохо было уже то, что я помог ей собрать вещи и сделал вид, что хочу, чтобы Кинси уехала, и не встречался с ней глазами, когда она произносила мое имя. Я просто повернулся и ушел.
Прошлое
— Миллер, — ее голос дрожал. — Ты ведь не...
— …тебе, наверное, стоит упаковать немного вещей в свой чемодан, — проворчал я. — Полет будет долгим, я уверен, что ты полетишь первым классом, но все же...
— Миллер...
Мне очень нужно, чтобы Кинс перестала произносить мое имя, потому что каждый раз, когда она это делала, мое сопротивление уменьшалось, а желание прижать ее к себе увеличивалось. Мне хотелось одного — запереть ее в комнате и выяснить, что, черт возьми, между нами происходит, а также, почему я чувствовал такое неистовое желание ее снова поцеловать.
Ничего хорошего не вышло бы, из того как именно я снова разрушил дружбу с еще одной девушкой-другом. Боже, какой же я придурок.
Я только что ее целовал.
Только что видел ее голой.
Я закрыл глаза.
— Кинс.
Она подошла ко мне, глядя на меня ясными глазами. Когда она смотрела на меня, моргая, в ожидании моих слов, ее поза была настороженной, закрытой. Она уже защищала себя от того, что, как догадывалась, последует дальше.
Ее отвергнут.
— Тебе это пойдет на пользу, — наконец сказал я. — Да?
Пожалуйста, скажите «нет». Скажи «Нет».
Вместо этого она опустила голову.
— Конечно, — прошептала в ответ, а затем ушла.
Я специально вел себя как придурок.
Я не был готов к отношениям, не после всей той хрени с Эм. Черт, я даже больше не был уверен в наличии функционирующего сердце… или в том, было ли оно способно дать Кинс то, что ей было нужно.
Боже, вся ситуация с Эм была настолько болезненной, что возможность пережить ее заново была самым ужасным из того, что я мог себе представить. Эмерсон решила, что между нами все кончено еще до того, как я узнал, что был шанс на примирение. И я не мог перенести мысль, что Кинс сделает то же самое, поэтому сделал это первым.
С Кинс было бы слишком легко состоять в отношениях.
Встречаться.
Чувствовать к ней симпатию.
Любить ее.
И потерять ее.
Поэтому, да, я чувствовал себя виноватым. Виноватым из-за моей лжи, и в то же время в замешательстве, потому что мне казалось, что больше всего я лгал самому себе.
— Это... — Эм нахмурилась. — Офигенно!
— Ты хмуришься, — заметил я.
— Ну, это просто, я имею в виду, что не пытаюсь перетянуть одеяло на себя, но почему вы ничего не говорили? К чему вся эта секретность?