Мне исполнилось шестнадцать.
— Да здравствуй, кошмар! — усмехаюсь.
Зак уже на кровати, стирает мои слезы.
В день рождения, после того как я пришла от подруг с боулинга он стоял в коридоре вусмерть пьяный. Не успела закрыть за собой дверь, как пожалела. Пожалела о том, что пришла, о том, что живу здесь, о том, что жива!
Меня затащили с лестничной площадки, успела добежать до нее. Грег был не столько сильный, сколько тяжелый. В коридоре, вбив в грязный от ботинок пол. Помню мерзость, кровь, сперму.
— Почему он был так одержим мной? Почему?!
Я часто задавала этот вопрос себе, психотерапевту, карточке с указанием посттравматического синдрома.
— Мне удавалось сбегать, но это повторялось. Докричаться до мамы стало бессмысленно, она придумала новую историю: ее дочь шлюха соблазнила любимого уебка слезника Грега!
Мне удалось раз сбежать, еще на пару месяцев хватало на съем комнаты, я искала варианты побега. Им был колледж. Стипендии с моими оценками, скатившимися из-за вечных пропусков, было не видать. Но плевать, я должна была уехать. И подальше. Иллинойский давал долговременный кредит и не запрашивал первый взнос. Кажется, это единственное, почему я здесь! Долбанный платеж!
Четвертый раз Грег прижал меня во всех смыслах. Это было на кухне. Он ненавидел, когда я рыпаюсь, пытался не оставить крупных следов. Все время пугал, что распакует уже больше для своих дружков по покеру! Но я все равно попыталась оторвать щеку от столового шкафа. У него была стеклянная треснутая дверца. Одного удара хватило, чтобы она разлетелась.
— Я помню этот звук, Зак. И я его ненавижу настолько же, насколько обожаю.
Тогда и появился шрам над бровью, стеклянная крошка попала в глаз, но врачам удалось сохранить зрение. Итак…когда дверца рассыпалась, Грег от нее отшатнулся, я схватила крупный осколок. Он бросился на меня.
— И клянусь, казалось, что он сам насадился на острый конец! Мы оба замерли. Я в шаге от него с разжатыми ладонями, Грег с осколком в шее. Стекло служило пробкой глубокой раны.
Прикрыла глаза, но тут же распахнула, только бы не воспроизводить картину перед глазами. А в реальности Зак…Зак Фелтон сидит и слушает, сведя брови, поглаживает мою ладонь.
— Я все осознавала. — тихо признаюсь — Не достань я осколок, он бы не умер…но я сделала это. Кровь была везде. Серьезно. Я…он…стекло попало в артерию. Через сутки меня выпустили по праву “Stand your ground".
Закон о самозащите, который не ставили под сомнение в моем случае. Штат даже назначил курс психотерапии, которая помогла…приглушила суицидальные мысли.
— Я убийца, Зак. — губы едва шевелятся — Знай вы это, не подпустили бы к Элли. Никто не говорит, это было бы нарушением закона, но мое резюме не рассматривают из-за строчки в психическом состоянии. Одной строчки о смерти, самообороне с летальными последствиями хватает.
Прижимаюсь лбом к его лбу, мы и так совсем близко.
— Потом и Лиам. Он следил за мной, говорил, какая я необыкновенная, а мир лишь подавляет мой свет. Фанатик. Благо пыл поутих. Тогда мне вновь стало страшно. — чувствую его дыхание — Мне не везет, Зак. Умоляю, выкинь что-нибудь поскорее. Я так устала.
Он отстраняется, что чуть не падаю носом в мужскую грудь.
— Я позволила с собой это сделать Грегу, но ни одному другому парню. Надеюсь, ты не католик и не обзовешь меня грязной. — пытаюсь улыбнуться.
Серьезно. У меня никогда не было секса.
— Не жалей меня. И не ненавидь.
Сама лезу, хочу, чтобы меня обняли. Он такой теплый, а еще его рука теперь сырая от моих слез.
— Ты не убийца, Сабрина. Запомни раз и навсегда. Ты никому не “позволяла”. Этот гандон знал, что за тебя некому постоять. И клянусь, что не скажу героическую триаду. — что бы он ни сказал, я верю — Но не умри он так, я бы сам его прикончил.
Всхлипываю. Я знаю Зака около трех недель. И теперь я перед ним, как на ладони. Что мы чувствуем друг к другу?
— И да. Я выкину нечто грандиозно ужасное, Сабрина. — Зак говорит это не тем голосом, которого стоит бояться — Ты и любой другой будут знать, что за тебя есть кому постоять.