Она самая мудрая женщина на свете.
По одному взгляду понимаю, Сабрина хочет услышать то, что крутится на языке.
— Я в свою очередь не имею права даже на вопрос, не то что ответ. Но сладкая, ты поедешь со мной?
Это и грустно, и прекрасно. В Чикаго ее держат только подруги.
— Да, — по телу проходит волна холода — ты не имеешь права спрашивать. — наконец садится рядом — Потому что сначала должен выбрать. И я не тороплю. Твой ответ не должен зависеть от меня, Зак. Никак.
— Ты ведь понимаешь, что Сабрина Уолсон охренеть веская причина? Я бы отдал половину гонорара, чтобы оказаться в Chicago Bulls.
— Зак. — закрывает лицо ладонями.
— Я люблю тебя, Сабрин. И это не манипуляция. Не смогу быть на другом конце страны, зная, что ты где-то там на западе.
Как я жил без нее месяц назад?
— Тогда почему не семья?
Почему не они главная причина — это ее вопрос.
— К ним я могу летать чуть реже, чем хотел бы видеть тебя. Например, раз в месяц-два. А это на месяц-два больше, чем смог бы без тебя.
Лететь около пяти часов.
Когда Сабрина убирает ладони от лица, в ее глазах слезы.
— Слушай сюда, Зак Фелтон. — хватает за руку, но даже всей ее силы недостаточно, чтобы причинить боль — Ты сейчас сядешь в машину, включишь разум, примешь решение и поедешь к родителям и Элли. — встает — Встретимся завтра на игре, на которой ты победишь с сумасшедшим отрывом, а затем так же охрененно меня поцелуешь, и мы закроемся в какой-нибудь комнате стадиона.
Все сказано смешным командным тоном, но готов поклясться, это самый верный ход событий.
— Только сначала я довезу одну плаксу до дома.
— Ой… — только заметила слезы.
Вытираю их, целую в губы, даже под конец дня чувствую запах персикового шампуня.
— Пожалуйста, подумай.
— Почему ты плачешь? — обнимаю у машины.
— Потому что волнуюсь за твой выбор. Дело не в том, что ты выберешь, а насколько будешь уверен.
— Кажется, меня ждет настоящий мозговой штурм.
А он требуется, и я как слабак не прислушиваюсь к Сабрине, а после ее дома еду к себе, родители только вернулись с работы. И я знаю, что глубоко внутри решение принято, но моя принцесса…боже…я никогда не думал, что мозг будет занят скорее ей, чем тремя миллионами шестьюстами тысяч баксов.
Родители разговаривают на кухне, Элли крутится рядом с мамой, старается ровно разложить салфетки. Сестра кладет четвертую. Время ужина.
— Всем привет.
— За-а-ак! — привычно прыгает на меня Элли.
— И тебе привет, козявка. Заделалась в официанты?
— Нет! Но я могу нарисовать тебе меню! А еще посчитать до семи на испанском! Дальше не помню, зато помнит Рина! Дальше тоже помнит!
Перебарываю желание потереть виски.
— Класс! А теперь дашь мне посекретничать с мамой и папой?
Элли кривится. Сажусь на корточки, говорю якобы тихо.
— А потом раскрою секрет, раскрытый Риной.
— Она тебе его рассказала, когда вы целовались?
Мама смеется.
— Так и есть, а теперь наверх.
Все равно недовольно, но Элли уходит. Некогда думать о моей личной воспитательной победе.
— Итак, посекретничаем. — папа убирает книгу в сторону.
Они не зря относятся серьезно к происходящему.
— Меня взяли в LA-Clippers. Три миллиона шестьсот тысяч.
Понадобилось две секунды, чтобы произнести это.
— Вау… — говорит мама, хватаясь за грудь.
Папа подходит и с улыбкой крепко обнимает, хлопает по спине.
— Да. И я принял решение ехать.
Пропускают мимо ушей, будто это само собой разумеющееся. Начинают говорить о Лос-Анджелесе, папа пытается вспомнить рейтинг команды за два прошлых сезона.
— Есть проблема. — говорю громко, что они замирают — Я не был уверен. Не сказал, какое принял решение Сабрине, но она знает о команде.
— Она будет рада, Зак! — возмущается мама.
— Дело не в этом. Боже… — опираюсь на барную стойку, хватаюсь за волосы — Я хочу, чтобы она поехала со мной, была рядом.
— Сабри… — пытается перебить мама.
— Я хочу видеть и слышать Сабрину вживую. Вы вообще слышали ее голос? — меня разрывает на части — И когда она на игре, я схожу с ума, чувство, что если я не прыгну выше этой гребаной корзины, то она расстроится! Да я…я — понесло — хочу от Сабрины детей! Какая она с Элли! Вы понимаете, какой мамой она будет?
Когда поднимаю голову, родители смотрят на меня, как на больного бешенством зверя. Меня реально надо усыпить.