Белведка молча кивнула.
Садясь за руль, Юрий внимательно огляделся. Кое-где были припаркованы машины, за стеклами которых ничего не было видать. На засаду не похоже, но кто знает…
Подъехав чуть ли не вплотную ко входу в дом, Кондрахин распахнул дверцу. Через минуту Кэита Рут оказалась на заднем сиденье. Теперь аккуратно, ни в коем случае не привлекать к себе внимания. Выруливая на шоссе, Юрий оглянулся. Никто не последовал за ними.
Автомобиль рассекал улицы готовящегося ко сну города. Чем ближе к предместью, тем меньше встречалось машин и людей. Здесь практически не было ночных баров и прочих увеселительных заведений. Зато запросто было натолкнуться на кучку любителей ночных приключений, для которых автомобиль не стал бы непреодолимым препятствием. Это только в фешенебельных столичных кварталах можно гулять ночь напролёт, не рискуя нарваться на неприятность. Во всяком случае, вероятность такого исхода была куда меньшей. Неожиданная встреча с хулиганами Кондрахина не пугала: даже без оружия, он рассеял бы их за считанные минуты. Тем не менее, он вёл машину очень осторожно. Лезть в приключения сейчас ему было бы не с руки.
Но, слава Богу, доехали без приключений. Юрий аккуратно притормозил у ворот — здесь было так принято — и предложил белведке выходить.
— Нам придётся жить здесь? — деловито осведомилась она, покидая салон. Голос ее не выражал восторга.
— Если хочешь, можешь вернуться к Пач Лу, — равнодушно отозвался Кондрахин.
Рука об руку они прошли к строению. Ни с того, ни с сего, в голове Юрия застряло слово: особняк. Он вырос в Орле, советском захолустье, где под этим термином подразумевалось капитальное строение. Если не дворец, то, по крайней мере, что-то весьма солидное. Хотя, если подумать, особняк — что-то стоящее особняком, поодаль от других строений. Если так, то он снял в аренду именно особняк. От соседних строений дом отрогаживался густым садом, и других построек от особняка не просматривалось. В этот вечерний час сад был безмолвен, тёмен и недружелюбен. Он угрожал, правда, неизвестно, кому именно.
Белведка тоже присмирела, шла безмолвно, только её короткая клетчатая юбка шелестела во тьме.
Юрий отпер входную дверь и посторонился:
— Входи.
Его невинная реплика противоречила правилам этикета: на Белведи первым в дом должен входить мужчина. Но Кэита, похоже, не заметила ошибки.
Загорелся электрический свет.
— А здесь не так и плохо! — воскликнула женщина, оглядываясь по сторонам.
— Лучше, чем нам светило, — усмехнулся Кондрахин. — Вот что, девочка. Не уверен, что твои знакомые тебе сохранили бы жизнь, хотя для тебя это было бы самым безболезненным выходом. Во всяком случае, мне не улыбается перспектива разделить твою судьбу. Сейчас мы оторвались. Может быть, надолго. Всё зависит от тебя. Давай решать начистоту. Твою безопасность я обеспечу в единственном случае: ты будешь беспрекословно слушаться меня. Я не знаю, сколько времени это продлится. Надеюсь, недолго.
Вместо ответа белведка сжала его руку — весьма интимный жест для жителей этого мира. Но Кондрахин не оценил его.
— Так "да" или "нет"?
— Дурак.
Строение было двухуровневым: на первом располагалась обширная гостиная с камином, две кладовки и это, собственно, всё. Второй этаж вмещал в себя две маленькие спальни, кабинет для работы и два совмещенных санузла с обязательными бочками-ваннами. Всё это Кондрахин уже видел, платя за аренду, а Кэита Рут осматривала впервые. Больше всего в этот момент она походила на богатую земную дачницу, снимающую помещение на летний отдых.
Действительно, было в этой картине столько земного, что Кондрахин расслабился и позволил себе снисходительно произнести:
— Располагайся, где решишь нужным. Надеюсь, мы с тобой поладим.
Поладить с Рут оказалось делом непростым. Во-первых, она сразу заявила о своем голоде. Если Кондрахин позабыл об одежде, то о еде он, вроде бы, помнить был обязан. Пришлось еще раз заводить машину для кратковременной поездки. Перекусили наскоро, обмениваясь редкими репликами. В еде Кэита Рут оказалась непривередлива — хоть это радовало.
Когда пришло время спать, Юрий отправил белведку наверх. Та долго плескалась в бочке, не сочтя нужным прикрыть за собой дверь, благодаря чему Кондрахин выслушал весь процесс мытья от начала до конца. После чего последовал еще один неприятный разговор, на этот раз из-за отсутствия банного и нательного белья. Устраивая последнюю сцену, белведка оставалась совершенно голой. Кондрахин рассматривал ее чисто из познавательного интереса, хотя и весьма пристально. Женщина, впрочем, поняла его иначе.
— Не спеши. До этого ты вёл себя, как настоящий принц.
Кондрахин сорвал штору с окна и собственноручно вытер свою подопечную. Давненько ему не приходилось прикасаться к женщине, пожалуй, со времени близости с Ярилкой. Но это, практически, та же Земля. А тут Белведь, нагая аборигенка, дисгармонирующая с часом опасности. Но фигурка её — этого Юрий отрицать не мог — была первый сорт! Невысокая, но ладно сложенная, грациозная и искусственно наивная — она возбуждала. Юрий давным-давно забыл об этом чувстве, да и сейчас воспринимал его не как данность, а как память о прошлом. Усилием воли он стряхнул с себя наваждение.
— Выбрала себе спальню? Я лягу внизу.
Кэита Рут повиновалась, ничем не выдав своего разочарования. Юрий устроился у холодного камина, укрывшись с головой тонким пледом. Не прошло и часа, как чьи-то руки разбудили его. Вероятно, Кондрахин просто уснул, не услышав шагов.
— Я боюсь спать одна, — услышал он голос Кэиты Рут.
Юрий рывком сел на лежанке.
— Погоди. Надо проверить территорию.
Он вышел в сад. Проверять ничего не требовалось — просто перевести дух. Итак, белведка претендует на близость. Страшного ничего, просто Юрий не знает, как полагается действовать в этом мире. В смысле физиологическом. Он не испытывал никакого влечения, будоражащего влюбленных во всех мирах. Но, с другой стороны, никто не лишал его мужских способностей. Он машинально коснулся области паха: точно — способен.
На Белведи не водилось птиц. Ни певчих, ни хищных — никаких. А хотелось послушать соловья. Ну, ладно, хоть недовольное чириканье воробьев — ничего не было. Стало грустно и неуютно. Неприкаянный, Юрий вернулся в дом. Белведка расположилась на его лежанке.
— Вот что, красота моя, эту ночь мне придется покараулить, так что не обессудь. Спи здесь, если хочешь, только не мешай.
Произнеся эту вымученную фразу, Кондрахин улегся сам. Белведка тотчас оплела его рукой. Избранник демиургов повернулся на бок и изобразил глубокий сон. На самом деле ему не спалось. Не в том плане: переспать или нет. Переспать — как? Как это делается в этом мире? Дьявол побери эту самку! На следующее утро, если обстоятельства не помешали бы, Юрий планировал сдать вступительные экзамены в Университет. Всё полетело прахом! Придётся день потратить, при всех прочих благоприятных раскладах, на изучение техники белведского секса. Иначе от этой похотливой особи не открутишься.
На удивление, ночь ему удалось провести спокойно. Может быть, белведка, действительно, устала, может, подыграла ему, но спала она, как убитая.
Ранним утром Кондрахин съездил в отдаленный магазин и закупил продуктов на несколько дней. Кэита Рут набросилась на продукты, словно не ела целый год, а не сутки. Юрий не преминул помочь ей. Нескольких фраз, вымученных через набитые рты, им хватило, чтобы согласовать предстоящие действия. Собственно говоря, действовать предстояло Кондрахину. Кэита Рут получила единственную инструкцию: не высовываться. Ни при каких обстоятельствах. Отыскать их пристанище было невозможно в такие короткие сроки при любых обстоятельствах, вот почему только неразумное поведение белведки могло привлечь внимание посторонних.
Кэита Рут согласилась и, видимо, искренне, судя по заказам, сделанным ею. Часть из них Кондрахин безжалостно вычеркнул: ни к чему сейчас Рут женские наряды, обойдется нейтральной одеждой.
Первым делом Юрий проехал мимо спортивного комплекса Манаити. Бандит не врал: первый этаж, где располагался ресторан, был уничтожен огнем. Что бы ни случилось с другими помещениями, было ясно, что Манаити оставаться здесь не мог.