Я встала у Макса за спиной, обняла его за шею и уставилась в экран.
Макс неторопливо прокручивал бесконечную ленту с афишами. Далеко не на всех были фотографии самих творцов, поэтому я сосредоточилась на именах.
— Стоп, стоп! Вернись-ка назад. Там был какой-то Филипп…
Оказалось, не художник. Филипп Корышев, скульптор, малые формы. Выставка в Таврическом дворце. Фотографии скульптора на афише не было, только изящный бронзовый единорог.
— Странно. И фамилия знакомая… Макс, проверь-ка его.
Поисковик выдал несколько снимков с открытия выставки. Это было именно тот самый Филька из кафе.
— Ну, надо же… — пробормотал Макс, продолжая озадачивать поисковик. — Семейка у него интересная. Отец — владелец небольшой фармацевтической фабрики в Питере. Мать — политикой занимается, сейчас выдвинулась аж в губернаторы.
— А, так вот почему фамилия знакомая.
— Ну, да, — кивнул Макс на окно. — Вот, выгляни наружу: на перекрёстке рекламный билборд.
Я отцепилась от шеи Макса и вышла на балкон. Внизу на перекрёстке с огромного рекламного щита пялилась на прохожих седовласая, но моложавая дама раннепенсионного возраста с суровой, немного желчной улыбкой. Мария Корышева, кандидат в губернаторы. «Бла-бла… Замужем, есть взрослый сын» …
— Как я поняла, она прикидывается, что у неё только один сын, — сказала я, возвращаясь в комнату к Максу.
— Это неудивительно. Не всякое родство в её деле полезно, — задумчиво протянул Макс и развернул ко мне ноут. — Погляди-ка внимательно. Этот?
С экрана насторожённо смотрел молодой узколицый и остроносый парень. Невнятного цвета рыжевато-русые волосы, зачёсанные назад, одна бровь чуть выше другой, кожа и губы слишком бледные. В целом ничего особенного, кроме, разве того, что фотография была открыта на служебном поисковом сайте питерской дружины.
— Он что, из наших? — изумилась я.
— Ты сначала скажи, это он или нет? — уточнил Макс.
— А я не знаю.
— Как это? — Макс вытаращил глаза.
— Первый раз я видела его со спины. Второй — в тёмном дворе при свете фитюльки в телефоне, когда у него физиономия была вся в кровище. Я его просто не разглядела!
Макс вздохнул:
— Ну, не разглядела и ладно. Всё равно у будущей губернаторши Корышевой на самом деле два сына, а у скульптора Корышева, соответственно, один брат. Так что узнала ты его, не узнала, неважно. Других вариантов нет. Вот он, твой ворюга: Корышев Никита, поднадзорная кикимора, вторая группа.
— Знаешь, это даже как-то не смешно совсем, — вздохнула я, рассматривая ворюгу. — На весь Питер на свободе осталась пара тысяч кикимор, но такое ощущение, что они все встали в очередь со мной познакомиться.
— То есть, если бы тебя ограбил обыкновенный гопник, это тебе понравилось бы больше?
— Вполне возможно… А это не твой клиент случайно?
Макс пожал плечами:
— И да, и нет. Им Лабазников занимался. После его гибели его поднадзорных поделили на всех оставшихся. Корышев достался мне, но я его ещё в глаза не видел, не успел, — Макс встрепенулся и озорно подмигнул мне. — Вот какой отличный повод побыстрее познакомиться и побеседовать! Надо будет навестить его на днях.
— Я с тобой!
Макс покачал головой:
— Не надо. Нельзя рисковать из-за такой мелочи, как телефон, который тебе и не особо нужен. Я со всем разберусь сам.
— Да причём тут телефон?! Мне же интересно!
— Лада! — голос Макса окреп до металла.
— Карпенко боишься?!
Макс криво улыбнулся и покачал головой:
— Будто бы я без Карпенко не соображаю, куда можно тебя брать, а куда нельзя. Уж поверь мне, я никогда не пойду с тобой вместе навещать кикимору второй группы.
— А тебя, кстати, не смущает, что кикимора второй группы расхаживает по улицам, как ни в чём не бывало?
— Здесь… — Макс ткнул пальцем в ноут. — … здесь написано, что он оставлен на свободе и под стандартным надзором по решению суда. Несмотря на вторую группу признан общественно неопасным. Хорошо, видимо, быть сынком больших людей, даже отвергнутым…
— Ма-а-акс, ну можно будет мне с тобой к нему?
— Нет.
Я повернулась, вышла на балкон и облокотилась на перила. Внизу под домом небольшой скверик с цветущей сиренью и парой скамеек, рядом перекрёсток с тем самым рекламным щитом, а чуть дальше впереди, через квартал, хорошо видно, как по Московскому проспекту туда-сюда мчатся машины. А здесь, на боковой улочке ещё относительно тихо. Именно в таком месте я и хотела жить. И чтобы вот так высоко: седьмой этаж сталинки. И чтобы обязательно был балкон на восток, и на ночь в тёплое время не закрывать дверь, и чтобы ветер шевелил длинную лёгкую занавеску, парусом задувая её в комнату. И чтобы рано-рано утром, едва вскочив с постели, можно было выйти на балкон и смотреть, как солнце встаёт. Именно такую квартиру я себе и нашла, когда мы с Эриком договорились, что я от него съезжаю.