Гвен пошевелилась, приоткрыла глаза и невнятно спросила:
– Что случилось?
– Точно не знаю, – ответила Анни и посмотрела на украшенный драгоценностями предмет, который сестра все еще держала в руке. Хотя та и не узнала его, Анни сразу поняла, что это. Кто-то изготовил маленькую модель веретена, всего лишь в дюйм высотой, и все же оно было идеально выполнено до мельчайших подробностей, вплоть до иголки, на которой дрожала капля крови Гвен.
– Это веретено, – объяснила Анни. – Кто-то прислал его сюда, чтобы из-за проклятия ты заснула. Кажется, вместе с тобой заснули и все остальные.
– Как мило, – прошептала Гвендолин. Ее веки начали опускаться.
– Нет, не мило! – вскричала Анни. – Это ужасно. Как думаешь, можешь встать?
– Конечно могу, – буркнула, когда сестра встряхнула ее, Гвен. – У меня есть грация и прекрасная осанка. В отличие от некоторых. – Открыв один глаз, она наградила Анни недобрым взором. – Бедная малютка Анни. Ты никогда не была грациозной. Я всегда могла перетанцевать тебя. Может быть, я так и сделаю, когда не буду такой усталой.
Гвендолин широко раскрыла рот и зевнула совсем не подобающим леди образом. Два передних зуба у нее оказались кривыми. Присутствие сестры рядом уже делало свое дело.
Анни закинула руку Гвендолин себе на плечи и принялась поднимать ее на ноги со словами:
– Ты должна… помогать мне… я веду тебя в постель. Вот так… шаг за шагом…
– Я все время должна помогать тебе, разве не так, Анни? – Гвендолин чуть сдвинула ногу. – Никакой магии – вот твоя проблема. Всегда чувствовала к тебе жалость. Говорила Дигби: «Мне все равно, что она невзрачная, все-таки она моя сестра».
Анни дернула Гвендолин вперед чуть резче, чем требовалось, и сказала:
– Ты слишком добра.
Пока Гвен, спотыкаясь, переступала ногами и зевала во весь рот, Анни наполовину дотащила, наполовину донесла ее до следующей комнаты. Движения сестры больше не были такими уж грациозными, и выглядела она неуклюже, пытаясь залезть на высокую кровать, но так и не смогла дотянуться даже до матраса. Анни пришлось подтолкнуть ее. С возгласом «ох» Гвен растянулась поперек ложа, потом перевернулась на спину и, вытягивая ноги, пробормотала:
– Так лучше.
Анни сделала шаг назад. В то же мгновенье, как она отошла от сестры, краски снова исчезли с лица Гвендолин, а зубы выпрямились сами по себе.
– Нужно проверить остальных, – пробормотала Анни.
До нее долетал храп матери, так что было ясно, что та в порядке, но насчет остальных обитателей замка Анни не была так уж уверена. В конце концов, она же слышала, как что-то разбилось. Когда проклятье вступило в силу, кто-то мог пораниться.
Выйдя в коридор, принцесса чуть не споткнулась о спящую стражу. Проход был завален телами, и при первом взгляде казалось, будто здесь произошла битва и все умерли, не пролив ни капли крови. Некоторые выглядели так, будто мирно заснули, привалившись к стене. Но были и другие, которым совершенно точно было неудобно: их тела изогнулись странным образом, а головы свесились набок. Анни помогла тем, кто выглядел хуже всего, прикасаясь к ним лишь на то время, чтобы уложить поудобнее. Люди просыпались на краткие мгновения, когда она трогала их, но были такими сонными, что ничего не спрашивали.
Прямо по коридору от комнаты Гвендолин Анни нашла служанку, которая, растянувшись на черепках разбитого кувшина, спокойно похрапывала.
– Вот, наверное, что разбилось, – пробормотала принцесса, удостоверилась, что девушка не порезалась, и продолжила осмотр замка, удивляясь, что никто не поранился, даже посудомойка, рукав которой оказался в очаге. Казалось, что огонь тоже заснул, и мерцали только тени пламени, недостаточные, чтобы обжечь. Но Анни все равно отодвинула посудомойку от очага и затушила огонь супом, что остывал на столе. Догорая, дерево в очаге едва зашипело.
Анни шла по Большому залу, когда вдруг поняла, что помимо непрекращавшегося звука колокольчиков, она слышит легкий стук мягких подошв своих ботинок по усыпанному травами полу. Прежде она никогда не слышала этого звука, по крайней мере, не в Большом зале. Тот, будучи сердцем замка, всегда, в любой час дня и ночи, был полон людьми. Разговоры, лай собак, игры пажей, а в последнее время музыка менестрелей делали зал одним из самых оживленных мест в замке. Никогда раньше Анни не слышала, чтобы тут было так тихо, и это заставило ее остановиться и прислушаться. Конечно, здесь все еще находились люди, распластавшиеся по столу и растянувшиеся на полу там, где они упали, охваченные сном. Некоторые из них даже храпели, но этот слабый звук терялся в огромном помещении.
И в первый раз за этот день Анни почувствовала страх.
Она зашагала быстрее, все еще надеясь, что найдет кого-то, кто не спит. И когда обнаружила отца, сидевшего с прямой спиной в огромном кресле в зале для закрытых заседаний, ей на секунду подумалось, что он, возможно, не стал жертвой проклятья. Но, приблизившись, Анни поняла, что король тоже спит, и только широкая изогнутая спинка кресла удерживает его от того, чтобы упасть, как все остальные вельможи вокруг. Принцесса оставила отца там, не в силах оказать ему помощь бòльшую, чем оказала матери и сестре.
Анни шла через еще один коридор, когда выглянула из окна и ее осенило. Повернув обратно, она снова вошла в Большой зал и стала искать одну из тех маленьких собак, которых некоторые дамы при дворе всегда носили с собой. Собачка отыскалась у ног старой леди, которая Анни никогда не нравилась. Ей и песик-то не нравился, но был маленьким и легким, так что она подняла его, поглаживая по голове, чтобы успокоить, когда тот начал просыпаться.
Обойдя спавших в дверях стражников, Анни прошла через внутренний двор и добралась до подъемного моста, который все еще был опущен, но без стражи поблизости. И принцесса задумалась, сколько времени пройдет, прежде чем по нему пройдет кто-то, кто не имеет на то права. Когда она вышла за пределы замка, песик стал немного бодрее, и Анни начала верить, что ее план может оказаться успешным. Может быть, проклятие действует, только пока его жертвы находятся в замке? Может, она сумеет вынести людей, и они проснутся?
Решив, что легкое позвякивание, которое она слышала, было частью магии замка, Анни не обратила на него внимания, когда опустилась на колени, чтобы положить песика на землю.
– Ох! – воскликнула она, вскакивая на ноги.
Колючие розовые кусты начали вылезать из мягкой травы, и Анни чуть не запнулась за один, когда тот возник у нее за спиной. Отступив на дорогу, которая вела к мосту, она положила собачку рядом со рвом. Хотя несколькими мгновениями раньше песик был достаточно бодр, чтобы лизать ей руку, как только принцесса перестала прикасаться к нему, глазки у него закрылись, а сам он обмяк, громко сопя, будто вдохнул слишком много пыли.
– А идея была хороша, – пробормотала, поднимая собачку, Анни.
Укачивая ее на руках, она снова прошла по мосту и вернулась во внутренний двор замка, стены которого оплетали, подобно толстым канатам, розы. Дойдя до отпускной решетки, Анни остановилась и оглянулась. Розы уже покрыли весь мост, но, казалось, за стены не проникали, а лишь извивались и переплетались друг с другом, поднимаясь выше головы принцессы и создавая непроходимую преграду, что щетинилась длинными, острыми шипами.
Вздрогнув, Анни прижала собачку крепче. Ей не нравились розы, хоть в качестве защиты они не были такой уж плохой идеей. Все в замке спали без задних ног, и, вероятно, все так и останется на годы, если она правильно помнит проклятье. Это значило, что кто бы ни заставил розы вырасти вокруг стен замка, он, скорее, сделал это, чтобы не дать людям выйти, а не для того чтобы не позволить им войти. Но даже если и так, подобная стена защитит семью и друзей Анни лучше любой стражи. К сожалению, это так же означало, что и принцесса оказалась в ловушке. Или оказалась бы, если бы не знала пары секретов замка.