— Не говори об этой… — запнулась, не сумев подобрать слов, — как она его спасет, если такая же, как и Карен? Испорченная, беспринципная и пропащая… — горько ухмыльнулась. — Мне жаль, что из-за меня ты попала в такую историю. Всё, что ты пережила, остается на моей совести.
— Не надо так, — Ева устало вздохнула, — пожалуйста. Можно мне просто уйти? Уйти и забыть всё.
Анна Седраковна сделала шаг в сторону, освобождая путь. Девушка тут же направилась к выходу, но на пороге была остановлена пробирающим до костей молящим тоном:
— Ева…я тебя очень прошу…если есть хотя бы один шанс… Если можно побороть гордость и попробовать… Карен же…ты же его любишь. Ты могла бы попытаться?..
Она молчала. Так и застыв к той спиной. Нечестно задавать подобные вопросы в этой ситуации. Что ответить, чтобы не сделать больнее, когда сама не осознаешь ничего… Глупо отрицать, что как девочка Ева в глубине души еще не растеряла последнюю крупицу веры в что-то хорошее по отношению к мужчине, которого, как считала, искренне любила. Все чувства в ней смешались и грызли друг другу глотку в поисках истины — что правильнее в этой жизни? Уметь прощать и снова доверять или идти дальше, перешагнув этап и записав его в опыт?
Наверное, дело в том, что девушка не могла простить себе эту самую доверчивость, принять, что так ошиблась и как последняя дура прыгнула с головой в грязный водоворот, закрыв глаза и уши, чтобы отгородиться от правды. Гордыня. Как же коварно она бьет! Пускает извивающихся змей в душу, а те и рады шипеть…как с тобой могло такое случиться, Ева?!
— Это наша последняя встреча, дочка, — своим заявлением женщина заставляет её развернуться обратно, — мы с тобой вряд ли ещё когда-нибудь увидимся. Поверь, я знаю, что это так. Не спрашивай. Видимо, это мое наказание за то, что не стала достойной матерью.
Девушка приросла к полу, одеревенев. В глазах свекрови горела решимость и…обреченность. Принятие доли, её неизменности и уже совершенности как неоспоримого факта.
Она умирала.
— Прости меня за эту просьбу…но даже в этом случае я действительно буду спокойнее, зная, что ты покинула жизнь Карена не с концами. Даже если сделаешь, как он сказал — живя отдельно, но в статусе его жены. Даже если никогда вас вместе не увижу…зато смогу мечтать, что может быть…когда-нибудь… Дай нам всем этот шанс хотя бы до тех пор, пока я не…
Это была слишком тяжелая ноша. То, чего от неё требовали — выполнить последнюю волю. Ведь именно так и есть. Будто Анна Седраковна возложила на её плечи бремя ответственности за своё дальнейшее существование. И это так…нечестно!
Ева просто стояла и хлопала ресницами. Стояла и всё больше погружалась в убийственную трясину…из смеси совести, воспитания и жалости. Губить себя во имя спокойствия человека напротив?..
А можно ли здесь и сейчас поступить иначе?
Если плюнуть на всё и уйти, отказав, — как жить дальше, вдруг узнав, что этим поступком сократила кому-то существование?
Жестокая манипуляция. Очень жестокая.
Девушка смотрела в глаза Анне Седраковне. Той, что привила ей утонченный вкус. Вела с ней интересные беседы. Служила тылом, когда казалось, что большинство — против неё. Дарила веру в значимость, защищенность. Будто обещала светлое будущее. И ничего не требовала взамен. Да и что ей могла дать Ева?.. До этой секунды думалось, что ничего. А оказалось, что…свою жизнь. Достоинство. Дорого нынче берут за душевную доброту…
Она вглядывалась в женщину долго-долго.
Прощаясь.
Кивнула.
Отвернулась.
И пулей вылетела из помещения, где словно продалась самому дьяволу…
Не сумела приблизиться, обнять, поблагодарить. Сделала это всё ментально. Ибо одновременно проснувшаяся обида и стойкое ощущение предательства нарастали наряду с чувством долга перед умирающей…
Из прострации её вывел голос Вероники:
— Поехали.
Ева устала изумляться. И позволила увезти себя. Не вникая в суть. Не опасаясь, что соперница везет её на вендетту, чтобы потом закопать в лесу. На тот момент девушке было плевать. Состояние полнейшего анабиоза стерло здравый смысл.
Но они добрались до элитной высотки, поднялись в квартиру, которая была необжитой, но полностью «укомплектованной», и заявила:
— Будешь жить здесь. Одна. Ежемесячные взносы и коммуналка — не твоя забота. Просто наслаждайся.
Ева посмотрела на неё, как на умалишенную:
— Чем? Клеткой? В которой меня удерживают угрозами и давлением?
Ника пожала плечами:
— Многие мечтают о таких перспективах.
— И ты?