Под конец Руслан на пару минут углубился в свой аппарат, сосредоточенно проверяя и перещелкивая что-то. Затем подошел к столу, совершая определенные манипуляции с ноутбуком, открывая программы, настраивая и делая подключения.
А после со светящимся невероятным и особенным умиротворением лицом приблизился к Еве, на ходу устанавливая зрительный контакт, буквально приковывая ее к месту этим мощным напором, иногда пугающим до дрожи…
Мужские руки огладили обнаженные плечи и поползли вверх, медленно вплетая пальцы в ее волосы, вызывая радостное покалывание под кожей головы, которую он оттянул назад, припадая к подбородку нежными переливчатыми поцелуями. И добрался до губ, в которые выдохнул:
— Я тебя так люблю, что мне страшно, Ева. Потерять, утратить, упустить, не удержать, разбить… Хрупкое эфемерное чувство, обидчивое до невозможности. Не зря слово «любовь» женского рода. Уязвимое, тонкое, ранимое. Любой проступок может привести к неизбежным последствиям. Давай не будем подводить друг друга?..
Боже…мальчик Руслан…какой же ты…совсем не мальчик…
Ева подалась вперед и прижалась к теплому рту в отчаянном порыве молчаливого согласия. И прошептала:
— Можно я тоже попробую тебя сфотографировать?
— Меня? Ты? — изумился тут же, отчего угольные брови поползли вверх.
— Угу…
— Мне раздеться? — продолжил в своей нахально-дерзкой манере. — Мстишь?
Девушка прошлась по его белой футболке, джинсам и босым ногам, напустив на себя театральной задумчивости, отчего он рассмеялся, а она выдала с улыбкой:
— Нет, я удовлетворена внешним видом модели. В отличие от своего — сейчас быстро оденусь…
Ускользнула от настойчивых мужских рук, выражающих вполне ясные определенные намерения, и приблизилась к вещам. Пока Ева облачалась в платье, парень взял фотоаппарат и углубился в настройки.
— Может, сначала посмотрим твои фотки?
— Потом все и посмотрим… — загадочно отмахнулась девушка.
— И что мне сделать? Как встать?
— Сядь, как удобно, и просто смотри на меня.
Ева улыбнулась этой снисходительности, сквозившей в любимых чертах, мол, ну что ты можешь об этом знать, детка?.. Ладно, с барского плеча, так и быть, позволю тебе поиграть…
Когда Руслан опустился на пол, она последовала его примеру. Присела, подобрав под себя ноги, устроившись поудобнее на собственных икрах. Парень же фривольно выставил одну ногу вперед коленом вверх, на которое оперся руками, примостившись к ним подбородком, и выжидательно посмеивался. Расслабленный, довольный, как сытый кот…красивый кот.
Девушка выдохнула. Приподняла камеру, сфокусировалась и сделала несколько кадров.
— Назовем дочь Богданой. В честь бабушки, — не вопрос, а утверждение, слетевшее твердым решением с ее губ.
Момент, ради которого Ева и затеяла все.
Мурашки беспощадно атаковали кожу всего тела, когда улыбка сползла с лица Руслана, с которым произошли неописуемые метаморфозы.
Щелчок.
Уголки его рта дернулись. Сначала вверх. Снова вниз.
Щелчок.
Брови хмурились, лоб рассекла морщина. Потом разгладилась.
Щелчок.
И глаза. Необъятный космос.
Щелчок.
Взгляд наполнился потрясением. Радостью. Робкой надеждой.
Щелчок.
Теплотой. Неверием. Счастьем. Светом.
Щелчок.
Он прикрыл веки, будто гнет эмоций придавил настолько, что с этим невозможно справиться.
Еще пару щелчков. Ева опустила фотоаппарат, внимательно наблюдая за ним. Понимая, как это для него бесценно. Безумное мгновение. Трогательное. Неповторимое.
И вдруг ощутила, что по щекам катятся слезы. Руслан не заплачет. Он мужчина. А она — женщина. Беременная. И ее организм, штурмуемый гормонами и глубиной монументального мига, дал слабину. Которая не поддается контролю. Будто реакции живут своей отдельной жизнью.
Полтора года назад встретились двое. Казалось, случайно. Но разве это так?.. Еве был нужен ребенок, которого девушка считала своим спасением. Руслан ворвался в это желание и дал невообразимо больше. А теперь…получается, нет, высший замысел и конечная точка оказались именно в нем. В его исцелении.
Этот парень сколько угодно может изображать из себя поверхностного разгильдяя, пытаясь игнорировать окружающих, но внутри у него живет раненый мальчик, мужественно несущий свою боль в одиночку. Не надо быть знатоком человеческих душ, чтобы понять — боль эта о матери и…семье, в которой отношения далеки от привычно нормальных.