В доме невесты все прошло безупречно. Процессия традиционно забрала ее и повезла к новому очагу, который должен стать ей теперь родным. Но. Поездка в церковь не состоялась. Венчание отменили. Наверное, это уже был не звоночек, а конкретный такой знак Свыше, увесистый удар обухом по голове. Анна Седраковна упала в обморок во время фуршетной части ровно перед тем, как все должны были двинуться к выходу. И долго не приходила в себя, а подъехавшая скорая с трудом привела ее в чувство. Женщины сочувственно охали, переживали, сетовали, что подготовка отняла силы матери жениха. В общем, перенервничал человек.
Ева бы не усомнилась, если бы не услышала обрывок разговора Алисы с одной из её сестер. Рак молочной железы. Третья стадия. Практически никто не знает.
Но как же так? Почему скрыли и от нее? Анна Седраковна ведь считала ее дочерью, и у Евы было стойкое желание после свадьбы последовать адату называть ту в ответ мамой…
Факт отмененного венчания нисколько девушку не трогал. А вот шок от открывшейся реальности выбил почву из-под ног. В прямом смысле. Колени ослабли, и требовалось куда-то опустить налившееся свинцом тело. Мама забеспокоилась и принесла ей воды, произносила какие-то слова, что всё пройдет, не стоит воспринимать так близко к сердцу, Анна Седраковна переутомилась. А Ева смотрела на неё и моргала. Моргала и молчала. И ведь не расскажешь, это же не ее тайна, а случайно подслушанная откровенность. Грубо говоря, они породнились с семьей, которая скрыла архиважную деталь — страшную болезнь. Почему?..
Ладно, с Алисой у них не было близости, та не посчитала нужным. Но свекровь, которая так тепло относилась к самой девушке. А Карен?.. Почему?.. А, может, это не единственное, чем не соизволили с ней поделиться? Не просто обида, а мучительное удушье от невозможности высказаться сдавило шею. Как-то моментально в памяти стали всплывать картинки, которые теперь виделись под иным углом. Частое отсутствие Анны Седраковны, якобы гостившей у родственников где-то за пределами страны. Ее мертвецкая бледность и слабость, время от времени даже пугающая. Смена прически год назад — волоски с тех пор лежат идеально и всегда так блестят, что диву даешься. Значит, это парик. За плечами возможна химиотерапия или облучение. И даже операция.
Отыскав глазами Карена, Ева немного пришла в себя, ужасаясь возникшим мыслям. У людей беда. Любимый сам не свой, на нем лица нет. Ведь в отличие от собравшихся он знает истинную причину самочувствия матери. А она тут сидит и дуется, что ей не удосужились сказать… Мало ли, как на это смотрят они сами? Гордость, нежелание встретить жалость. Сильных людей, стремящихся в одиночку преодолеть выпавшие на их долю напасти, достаточно много…
Смирив гордыню, девушка подошла к жениху, который технически уже был мужем, и крепко сжала его руку. Просто тихо примостилась рядом, готовая преодолеть вместе с ним любые трудности, поддержать, помочь. Он практически неуловимо приподнял уголки губ как благодарность. И ей этого хватило.
Боже, эта женщина безмолвно страдала… И вполне вероятно, что ситуация безнадежна. Это чудовищно…
К моменту, когда ей стало лучше настолько, что она могла встать с кровати, уже подошло время ехать в ресторан. Анна Седраковна стойко возражала всем, уверяя, что в состоянии не испортить остальную часть свадьбы родного сына, а потом очень трепетно обняла Еву и прошептала на ухо:
— Прости, дочка, такой день тебе испортила.
А девушка буквально подавилась слезами, и было ей настолько совестно от всего, что надумала ранее, что даже в глаза свекрови смотреть не могла.
Чудом у той получилось выстоять целых два часа мероприятия, а потом, когда счастливая невеста пошла репетировать танец[1] в специально отведенной ей комнате, мама сопроводила Анну Седраковну туда же, чтобы та отдохнула от суматохи. Пока они переговаривались между собой, Ева стояла перед зеркалом и следила за правильностью своих движений. Из лежащего на диванчике телефона лилась мелодия, под которую и планировались преподнести «подарок» жениху.
Когда смартфон зазвонил, свекровь рассмеялась, оповещая:
— Смотри, потерял тебя Карен. Звонит уже.
— Ответьте, пожалуйста, — попросила девушка, у которой от волнения дрожали руки — и не помнит, когда в последний раз выступала на публике, да еще и никогда не делала этого одна. — И громкую включите.
А сама неотрывно вглядывалась в себя на серебряной глади, будто раз за разом повторяя «Ты сможешь, всё хорошо». Это было непросто. Большую часть находившихся в зале гостей она не знала, среди остальной части было немало тех, кто её не жаловал, потому что считал — ей не место рядом с шикарным Кареном.