Не сразу Ева сообразила, откуда исходит стон, занятая своими мыслями. Но когда звук повторился, резко обернулась и уставилась на экран гаджета. Страх за мужа сковал нутро. И, кажется, у всех троих была схожая реакция. Тысяча и одна картина того, что именно могло скрутить Карена, раз он так тяжело вздыхал, пронеслась в сознании, и только Ева открыла рот, чтобы задать вопрос и нарушить воцарившееся оцепенение присутствующих, как…раздалось нелепое чавканье. А потом нечто похожее на «чпок» губами. Но только после произнесенного голосом Ники развратного «Да!» до девушки дошел смысл происходящего.
Карену очень хорошо. Сейчас. В данную секунду. На собственной свадьбе.
— И как тебе мой подарок? — явственно слышалось, что та восстанавливает дыхание.
— М-м…
— Так ты хочешь кончить?.. — требовательно.
— Лучше займи рот тем, для чего приехала. Времени нет! — прилетело ей грубо в ответ.
И тут Анна Седраковна потянулась к экрану, чтобы выключить представшую вакханалию. Ева не поняла, как именно, но у неё получилось молниеносным выпадом опередить её и выхватить телефон. Та жалобно взглянула на девушку, мол, не надо. Но это никак не повлияло на решение дослушать.
— А чего так? Поберечь силы для замухрышки-девственницы в брачную ночь не хочешь? — снова чавканье, которое прерывается через несколько секунд. — Или эта моль тебя вообще не вставляет?
— Ева…дочка… — практически плача позвала свекровь, но ответом ей служила резко вскинутая вверх раскрытая ладонь с призывом замолчать.
Карен зарычал, видимо, в этот момент Ника старалась особенно хорошо. Но вновь прервалась:
— Или тебя правда вставляет её наивность? Святая вера в твою любовь, тихую семейную жизнь? А если я ей расскажу, что ты просто хочешь угодить умирающей матери?..
Последовала пощечина. Пошлые и весьма однозначные звуки. Мужской рык. Гулкое глотание, будто телефон лежал микрофоном прямо у шеи девушки.
Внезапно до Евы с кристальной ясностью дошло, что это не случайный звонок, а действительно свадебный подарок. Не Карену. Ей, моли, которой наглядно показали, что такое жестокая реальность и нежелание видеть того, что происходит у тебя под носом.
— Сучка! — прошипел Карен довольно и вздохнул счастливо, после чего послышался приглушенный смех обоих любовников. — Оторвать бы тебе язык, но жаль лишать себя дальнейшего удовольствия зачетным инструментом.
— Ненавижу тебя, Аракелян…
— Я тебя тоже люблю, иди ко мне.
Видимо, её подняли на ноги с колен, а затем послышался грохот и шуршанье в динамике. Телефон явно уронили.
— Что за нах… — удивление в голосе Карена. — Ника, бл*дь!
Вызов завершился.
Гробовая тишина в самом помещение прерывалась лишь доносящимися из зала переливами песен. Ева положила телефон на мягкую обивку и потерла виски, зажмурившись. В голове непривычно звенело. Так обычно звенел телевизор у бабушки в детстве, когда антенна барахлила, а картинка исчезала, являя цветные линии и квадраты.
Вот теперь всё встало на свои места. И ответы на вопросы, и объяснения всевозможным предчувствиям.
Девушка распахнула веки и взглянула на маму. У той тоже был пустой взор, выражающий разочарование и брезгливость. Перевела на Анну Седраковну — та была белее мела. Тоже в шоке. Не хотелось брать грех на душу. Позора на такую толпу женщина точно не пережила бы.
— Пойдемте? Скоро мне выступать.
Обе недоуменно захлопали ресницами.
— Потом разберемся, — бросила Ева на ходу, выплывая из комнаты.
Карен присоединился к ней через пять минут и не стал ходить вокруг да около — сразу посмотрел в глаза.
— Только попробуй ко мне прикоснуться, — подтвердила его подозрения о том, что всё слышала. — Только попробуй…
Танец невесты произвел фурор. Так отчаянно, отточено и завораживающе она не танцевала даже во время профессиональной короткой карьеры в ансамбле. Для окружающих это была постановка. Для Евы — плач, боль растоптанной души, безмолвно осевшая на размеренный этнический мотив. И ни разу она не взглянула на мужа.
Деревянная улыбка приклеилась к скулам, и вечер прошел бес эксцессов. За исключением того, что Карен, равнодушный к алкоголю, вдруг начал безбожно накидываться.
Еве же было плевать. Её целью было завершить торжество на мирной ноте, чтобы не навлечь сплетен на голову родителей, а также хоть как-то облегчить участь Анны Седраковны. Ничего, разведутся, будет пища сплетникам — не сошлись характерами прямо через сутки после праздника. О том, что произошло, знают только пять человек. Пока. Было бы хорошо, если бы больше никто не узнал. Но по одному воинственному взору мамы девушке стало понятно, что та поведает обо всем отцу, не дожидаясь и утра. Тоже плевать. Вообще. На всё, что будет потом, плевать.