На одном из снимков я увидел мадам Шамбо, достойную и очаровательную старую даму, позвавшую меня к своему смертному одру. Она сидела в шезлонге с кошкой на коленях и беседовала с другой представительницей женского пола, смешно скрестившей руки на животе, как будто она поела незрелых фруктов
Подпись под фотографией гласила: «Типичные жители острова».
Потрясающе!
И дело не только в том, что, если мне не изменяет память, мадам Шамбо родилась в Клермон-Ферране, вдалеке от Мен-Бара, а в том, что ни она, ни ее собеседница не были одеты в причудливые одежды местных жителей с чепчиком, лентами и прочими украшениями.
Безусловно, эти журналисты – что за пишущей машинкой, что с фотокамерой в руках,– всегда одни и те же. Идут к цели кратчайшим путем и чхать хотели на любые ляпы. Мой приятель Марк Кове из газеты «Крепюскюль» не посмел бы спорить со мной по этому поводу.
Я закончил просмотр журнала одновременно с моим грогом как раз в тот момент, когда Поло зашел посмотреть, как обстоит дело с обещанным ему белым вином.
Тино обслужил его по всей форме, не забыв при этом и себя.
В то время как механик, немного преувеличивая, объяснял мне, что сейчас Розали даст прикурить любой космической ракете, заправщик подошел к зеркалу и опять принялся изучать свою физиономию.
Поло не оставил это дело без внимания и, обернувшись ко мне, спросил:
– Месье случайно не врач?
– Нет, я не врач, а что?
– Да я насчет Тино. Лекарь ему сказал, что это больше не вырастет, что у него… ну, как бы, это самое… апо… ало…
– Алопесия, то есть облысение.
– Вот именно! Алопе, как вы сказали. Короче говоря, больше расти не будет, даже когда шрам зарастет, но он не хочет этому верить, не может привыкнуть к такой мысли и расстраивается. Чуть не плачет. А чего тут плакать? Тоже мне удовольствие – бриться! Даже электробритвой!
Надо сказать, что подбородок Поло красноречиво подтверждал сказанное.
– А если я захочу отпустить себе усы? – возразил Тино.
– Лирические певцы всегда бриты.
– Ну да! Посмотри на Жана Ферра.
– Никакой он не лирик, и меня никак не колышет. А то, что не брит, так мне еще противнее. Да ладно, Тино, я тебе опять повторяю: ты просто не понимаешь своего счастья И разве я тебе не говорил, что с твоим голосом ты вполне можешь петь, переодевшись в девицу?
По своей привычке, он отделял каждую фразу или часть фразы коротким смешком.
– …И если твоя борода никогда не вырастет с обеих сторон, то ты просто переоденешься в девицу, вот и все.
Он подразнил еще немного своего приятеля и перешел к более серьезным вещам.
То есть предъявил мне счет.
Я заплатил и стал ждать, когда стихнет дождь, чтобы двинуться дальше в путь.
В руке у меня по-прежнему был номер «Объектива», и Тино не собирался возражать, чтобы я унес его с собой.
Времени выкурить одну трубку как раз хватило, чтобы дождь перестал стучать в окно.
Я вывел свою Дюга на шоссе. На дворе стояла темная ночь.
Глава вторая
ПЕРВЫЕ ВСТРЕЧИ
Я прибыл в Пуэнт-Фром без всяких приключений.
Здесь все или почти все уже спали, только в двух-трех домах виднелся слабый свет. Один из этих домов был отель-бистро-гараж.
Я затормозил у этого самого бистро-отеля и пошел посмотреть, насколько там внутри лучше, чем на дворе, где ветер с моря дул так, будто хотел оторвать вам голову.
Я стал сомневаться, есть ли еще какая-нибудь возможность попасть на остров. Мои сомнения длились недолго.
Расписание катера, меняющееся ежедневно в зависимости от приливов и отливов, висело в маленьком холле, и, ознакомившись с ним, я узнал, что рейсы прекращены до завтрашнего утра. Служащий заведения, к которому я обратился, подтвердил это.
Мне оставалось только ждать.
Я поел и выспался после того, как поставил в гараж мою Розали с тем, чтобы забрать ее только по пути обратно в Париж, поскольку не представлялось возможности переправить ее на тот берег, а кроме того, на острове нет подходящих дорог и автотранспорт вообще запрещен.
Вообще это была приятная деталь.
Может, этот остров Мен-Бар – счастливый уголок нашей земли.
На следующий день я ступил на берег Мен-Бара.
Как и следовало ожидать, пейзаж оказался менее притягательным, чем на фото из журнала «Объектив». Густой туман обволакивал остров, и знаменитые розовые скалы, о которых мне рассказывали как о чем-то совершенно восхитительном, были того же отвратительного грязно-серого цвета, что и море, бившееся о них с оглушающим грохотом.
Не знаю уж, йодистый ли воздух так действовал на меня или беспокойный сон, явившийся моим уделом из-за шума прибоя под моим окном, но я почувствовал себя странно возбужденным, едва ступив на маленький пирс, служивший причалом в укрытом от ветра порту, где морские волны, растеряв всю свою силу, лениво покачивали пару рыбацких баркасов, три лодки и катер с мотором.
Каменистая дорога, обсаженная с обеих сторон изгородью из остролиста, поднималась в глубь острова. Фасад гостиницы с закрытыми ставнями, открывающимися лишь на время летнего сезона, возвышался над бухтой. Называлась она «На свежем ветре» и была построена так, чтобы получать его в полную меру.
Парень с кирпичного цвета лицом, помогавший выгружать несколько чемоданов и тюков, привезенных катером вместе с немногочисленными пассажирами, показался мне вполне подходившим для роли служащего по выдаче справок.
Воспользовавшись коротким перерывом в его работе, я спросил его, не знает ли он доктора Мора и мадам Шамбо, а также, где находятся жилища этих двух лиц и которое из них ближе.
Парень был скуп на слова и ответил мне в телеграфном стиле, что врач живет не на острове, а в Пуэнт. Однако я смогу найти его в «Кактусах» – вилле мадам Шамбо. И объяснил, где это находится, по-прежнему не тратя лишних слов. Он мог бы дать более подробные разъяснения, но в силу своей профессии я знал, что не следует требовать слишком многого от свидетелей и прочих информаторов. Поэтому я удовлетворился сведениями, полученными от парня, и, зажав трубку в зубах, отправился на поиски.
Взобравшись по каменистому подъему, я тут же очутился в центре городка.
Вокруг крохотной площади, как бы переходящей в кладбище, сгрудились три низких дома. Они стояли напротив церкви, постоялого двора и лавки корабельных товаров.
Свернув направо к маяку, я встретил девчонку, похожую на пастушку, хотя коров на острове не было, и она помогла мне сориентироваться. Оказалось, что до «Кактусов» еще довольно далеко: вилла стояла на самом конце унылой песчаной косы, над которой завывал ветер, словно она отнеслась к нему с неуважением, и с разноголосыми криками кружились чайки.
Я не мог понять, что нашло на мамашу Шамбо, чтобы приехать проедать свою ренту посреди всего этого одиночества. Так как, если там вдали была вилла «Кактусы», которую я только что увидел – сейчас как раз рассеялся туман,– то ее владелице никогда не пришлось жаловаться на докучливых соседей. Их просто не существовало, этих соседей. Ближайшая вилла, также очень изолированная, находилась на расстоянии добрых пятисот метров.
Размышляя таким образом, я добрался до «Кактусов».
Ошибиться было невозможно. На прикрепленной к калитке эмалированной дощечке, вычурным ярко-зеленым шрифтом по белому фону значилось это слово, а толстые, покрытые колючками растения, имевшие весьма жалкий вид под облачнь:м небом, росли в маленьком палисаднике, отделявшем дом от ограды.
Я поискал глазами звонок, колокольчик либо какой-нибудь иной инструмент, чтобы предупредить о моем приходе. Ничего подобного не нашел. Прежде чем подать голос «О! Там, на катере!», я машинально оглядел дом.
Это было кокетливое двухэтажное сооружение, которое, наверно, неплохо смотрелось под солнцем. Но сейчас несколько клочьев тумана зацепились за флюгер и конек крыши, из серых камней строения сочилась какая-то непонятная тоска. С наглухо закрытыми ставнями дом казался брошенным.