– Чем-нибудь помочь?
Она поигрывает пальцами, стряхивая с них пыль и озаряет меня улыбкой в стиле «джибс».
– Нет. Эти машины, взятые напрокат, иногда устраивают вам сюрпризы. Но все будет в порядке, благодарю вас.
У нее не местный акцент, скорее, акцент больших бульваров. Ей от силы лет тридцать, очень аппетитная, несмотря на горькую складку в уголках чересчур ярко накрашенных губ. Широко распахнутая блузка позволяет угадать весьма впечатляющие груди. Выражение ее глаз я не могу разобрать из-за солнечных очков с причудливой оправой в белую крапинку.
– А! – восклицает она, взглянув на мой «дофин».– Не тот ли вы лихач, с которым мы только что встречались? Знаете ли, у вас весьма своеобразная манера разворачиваться!
– Извините меня. Я выронил через дверцу кое-что ценное.
– А мне это без разницы, вы меня здорово напугали…– К ней возвращается улыбка.– Ну ладно, я вас прощаю… вы мне напомнили о Париже. Ведь если не ошибаюсь, судя по вашему акценту, мы с вами земляки, да?
– Вроде того. Сам я родом из этих мест, но уже давно живу в Париже.
– А? Так вы отсюда?
– Из этого самого города.
– Поздравляю. Похоже, это славный городок.
– Говорят. А вы в отпуске?
– Да.
Грациозным жестом она проводит рукой по волосам, в результате чего ее и без того короткая юбка еще выше обнажает ее ноги. Моя покалеченная голова, которая, возможно, и имеет тенденцию все несколько преувеличивать, приходит в возбужденное состояние. Все это походит на плохо отрепетированный фарс, в котором участвуют посредственные актеры, нетвердо знающие текст. Я размышляю о том, не должен ли я наброситься на эту женщину и потребовать некоторых объяснений. После небольших колебаний я ограничиваюсь репликой:
– В отпуске и совсем одна?
– В данный момент да.
– Я тоже один, однако боюсь, что это уже навсегда. Если только вы не согласитесь выпить рюмочку в моей компании как-нибудь на днях.
Она смеется не слишком естественно.
– Воображаю! В вашей уютной холостяцкой квартирке, в интимном полумраке, разумеется, среди высоких стен, украшенных японскими эстампами.
– Нет. Это мы отложим на потом. Начать можно было бы с какого-нибудь тихого бистро.
– Я подумаю,– говорит она довольно сухо.– Гм! – Она морщит нос.– Как мерзко пахнет… Скажите…– Она указывает на дорогу.– Девичий грот – это в ту сторону?
– Да, в ту. Я еду в Праду обнять своего старого дядюшку. До того места я могу показывать вам дорогу. А потом вам самой придется выпутываться.
От этого нелепого предложения она поперхнулась сильней, чем от амбре винокуренного заводика. Дорога, о которой идет речь, ничем не напоминает крутую горную тропу, где требуется помощь проводника. Это бросается в глаза даже тому, кто родом не из этих мест. Она приходит в себя и снова издает свой неестественный смешок.
– Ладно! Но ради всего святого! Если вы будете меня обгонять, не повторяйте свой давешний подвиг.
Она залезает в свою тачку, приоткрывая моему взору чуть выше чулка весьма внушительную порцию бедра, которое пробуждает мои людоедские инстинкты, а вместе с ними и мои подозрения. Но это ничего не значит. В наши дни девушек, выставляющих напоказ свои бедра, не счесть. Она заводит машину. Я трогаюсь, блондинка за мной следом. Через несколько километров, проехав через весь город и добравшись до дома дядюшки, я сворачиваю в сторону и делаю ей знак двигаться прямо. Она машет мне рукой, на прощание нажимает на клаксон, и номерной знак оливкового автомобиля постепенно исчезает вдали. Я записываю его, пока он еще не изгладился из моей памяти (1810 РК). Я бы удивился, если бы блондинка в данный момент не сделала того же самого в отношении моего «дофина». Правда, она могла сделать это раньше. И задолго до того. Девичий грот? Ну как же! Дамский салон, скорее! Вот уж действительно, надо было мне на нее наброситься. Ну да ладно, отложим до следующего раза. Мы с ней еще встретимся. Это была лишь первая прикидка, невольная и потому легкая, как взмах ресниц стрекозы. Если только я не ошибся, что тоже не исключено.