– Черт возьми! – восклицает он.– И все же я продолжаю думать, что это всего лишь совпадение и не имеет никакого отношения к Аньес. Ну а если здесь есть какая-то связь, то что бы все это могло значить?
Он начинает мне действовать на нервы, разыгрывая деревенского дурачка.
– Не будьте ребенком,– говорю я.– Вы забыли о банкноте в десять тысяч франков?
– Нет, не забыл. Но я не вижу…
– Вы сегодня многого не видите. Придется купить очки. Эту бумажку у меня украли, опасаясь, как бы я не рассмотрел ее как следует, так как, по всей видимости, она могла сообщить нам какую-то важную информацию, не знаю, какую именно, но отличную от той, что была написана губной помадой. Но даже и в том виде, в каком мы ее видели, она позволяет нам сделать некоторые выводы. Я поясню. Дата выпуска этой ассигнации примерно совпадает со временем ареста ваших дружков в Алжире. Почему бы ей не быть одной из банкнот той пачки, которую передали предателю за его предательство, хорошенькой пачки совершенно новых купюр, только что сошедших с печатного станка Французского банка, почти специально для него, если можно так выразиться? Разумеется, со стороны его нанимателей это свинство, но некоторые секретные организации практикуют юмор такого рода. Случайный агент служит один-единственный раз. Потом пусть выкручивается, как может. Знаете ли, слишком крупная сумма в новых купюрах – это почти что обуза. Если возвратиться к «бонапарту», который нас интересует, то мы знаем, что в какой-то определенный момент он побывал в руках у Аньес… При условии, конечно, что сокращение OAS действительно написано ее рукой. Я полагаю, что вы в этом не совсем уверены?
– Я – нет. Но Дакоста в этом совершенно не сомневается. Ему все же виднее.
– Разумеется. Будем считать, что это почерк Аньес…
– Есть еще надпись на конверте… Ну, тут я не имею ни малейшего представления… Это писала не Аньес… Как вы это объясняете?
– Я этого никак не объясняю. Возможно, это прояснится позже. Таким образом, эта банкнота находилась у Аньес. Откуда она взялась? Из бумажника ее любовника, если он был один, или одного из любовников, если она их коллекционировала. Как могло случиться, что она обратила внимание на такую деталь, как дата? Понятия не имею. Во всяком случае, она обратила на нее внимание, так как подчеркнула ее губной помадой.
Дорвиль откашливается.
– Значит… этот подонок, вероятно, здесь?
– Как будто вы этого сами не знаете!
Он в замешательстве молча смотрит на меня. Я продолжаю:
– Ну ладно! Хватит вилять и хитрить. Ведь вы меня наняли не столько для того, чтобы отыскать Аньес, сколько для того, чтобы попытаться самому завладеть этими деньжатами, ведь так?
– Эй, вы! Полегче! – вспылил он.
Он делает шаг в мою сторону, наталкивается на стул, цепляется за его спинку, как за барьер в зале судебных заседаний, и, склонившись вперед, продолжает:
– Меня интересуют не эти пятьдесят лимонов или то, что от них осталось, а тот Иуда, у которого они находятся. Само собой разумеется,– посмеивается он,– после того как я бы его вздул как следует…
– Всего-навсего вздули?
– Еще бы! Я не псих. Я мог бы его убить, но садиться в тюрягу из-за такого негодяя – да он того не стоит. Так вот, что я говорил, после этой выволочки я бы, конечно, если б представилась возможность, как следует его потряс. Это вас смущает?
– С чего бы? На чужом несчастье счастья не построишь.
– Гм!… Это, конечно, в такой же мере относится к нему, как и ко мне?
– Понимайте как хотите. Но не стоит ссориться из-за поговорки.
– Вы правы. К тому же он, наверное, уже вложил эти бабки в движимое и недвижимое имущество.
– Ничего подобного. Доказательство – то, что этот билет был в обращении. А потом, повторяю, пятьдесят миллионов новенькими купюрами – это довольно обременительная вещь. К тому же такие мерзавцы, готовые за деньги убить отца и мать родную, любят их на манер скупого: им нужно постоянно созерцать свои богатства.
Снова присаживаясь, Дорвиль широким жестом отправляет куда подальше все свои соображения.
– Во всяком случае, суть не в этом. Вернемся к Аньес… до того как Дакоста получил эту ассигнацию, помеченную его дочерью, я думал, что Аньес дала деру. Затем я стал рассуждать, примерно как и вы, и уже подумывал пригласить вас, чтобы все это распутать, когда Лора Ламбер произнесла ваше имя и сразу же вам позвонила.
– Вы могли бы все это честно сказать.
– Честно сказать – что?
– Что за исчезновением Аньес, по вашим предположениям, скрывается алжирский предатель… которого вы хотите задержать.