Чтобы узнать о намерениях Махно и его отношении к григорьевскому мятежу, Каменев 9 мая направил в Гуляйполе телеграмму: «Изменник Григорьев предал фронт, не исполнив боевого приказа идти на фронт. Он повернул оружие. Пришел решительный момент — или вы пойдете с рабочими и крестьянами всей России, или на днях откроете фронт врагам. Колебаниям нет места. Немедленно сообщите расположение наших войск и выпустите воззвание против Григорьева, сообщив мне копию. Неполучение ответа буду считать объявлением войны. Верю в честь революционеров вашу, Аршинова, Веретельникова и других. Каменев»[43].
Не зная, как поведет себя Махно в условиях григорьевского мятежа, взволновался и Антонов-Овсеенко. 9 мая он отправил с нарочным из Одессы в Киев записку председателю Совнаркома УССР Раковскому: «Не могу нести ответственность за Махно, изъятого из моего подчинения». Раковский заявил, что Махно не поддержит Григорьева, поскольку такой шаг окажется на руку белогвардейцам, чей приход противоречит интересам широких крестьянских масс. Действительно, Махно не поддержал Григорьева. Но он и не осудил «григорьевщины», а вину за мятеж возложил на Советскую власть, которая своей антикрестьянской политикой создавала почву для подобных выступлений. 13 мая батька послал Каменеву телеграмму, в которой, отрицая все слухи о своих связях с Григорьевым, сообщал о боевых успехах повстанцев.
На всякий случай, чтобы нейтрализовать махновщину, Антонов-Овсеенко, Подвойский и Скачко разработали план реорганизации махновской бригады в дивизию: предполагалось путем пополнения соединения новыми частями, усиления политработниками и замены Махно на начдива Е. И. Чикваная ликвидировать взрывоопасную силу. Но махновское окружение возмутилось таким планом и послало протест правительству УССР. Против выступил и председатель РВСР Троцкий, назвавший данную попытку в условиях боев с белыми безумной и направленной на упрочение сил контрреволюции. Воспользовавшись сложившейся ситуацией, собрание командиров повстанческих отрядов в Мариуполе заявило о создании отдельной армии повстанцев-махновцев.
Дыбенко опасался, что участившиеся нападки прессы на махновцев и сравнение Махно с Григорьевым заставят первого открыто вступить в борьбу за власть на Украине. Чтобы успокоить Махно, 14 мая Дыбенко дал в Харькове интервью корреспонденту «Коммуниста», в котором так отозвался о Махно: «Никто не может утверждать о причастности Махно к григорьевщине. Наоборот, честный революционер, каким он является, несмотря на свой анархизм, Махно верен рабочему движению и свято выполняет свой долг в войне против белогвардейских банд. Всякие обвинения Махно — гнусная провокация против борца за права угнетенного народа»[44]. На Южном фронте в те дни бригада Махно взаимодействовала с 8-й и 13-й армиями Южного фронта. 14 мая они начали наступление, заняли Луганск и продвинулись глубоко на территорию Донбасса, а махновцы освободили ст. Кутейниково, выйдя в тыл белым. Над деникинскими войсками нависла угроза. Перебросив с участка 9-й армии в район 13-й армии 3-й Кубанский конный корпус А. Г. Шкуро, Деникин 19 мая начал контрнаступление, местом массированного удара избрав стык между бригадой Махно и 9-й дивизией 13-й армии. В первый же день казаки прорвали фронт.
Между тем использование Махно для борьбы с белогвардейцами и одновременно боязнь, что он рано или поздно перейдет на сторону контрреволюции, вынуждали представителей советского командования ограничивать махновцев в оружии и боеприпасах. Заднепровской дивизии не хватало всего. Как докладывал Антонов-Овсеенко, «у Махно четыре очереди на одну винтовку», в других же соединениях «имелось не положенное по штату вооружение или положенное, но в количестве, превосходящем в несколько раз штатную норму»[45]. Белое командование понимало, что Махно не настолько стойкий защитник Советской власти, чтобы с ним нельзя было сговориться, и предприняло попытку склонить его на свою сторону. 23 мая Шкуро направил батьке письмо с предложением перейти на сторону Деникина. Однако Махно с негодованием отверг его предложение[46].
45
Директивы командования фронтов Красной Армии. Т.2. М.1972, с. 182–183; ЦГАОР УССР, ф. 2579, оп.1, д.5, л.110.